только недовольно морщилась, но все равно с удовольствием грызла душистые конфеты из черного шоколада. Она ни о чем меня не спрашивала, а я не хотела рассказывать. Мы понимали и так друг друга с полуслова с того момента, как она зашла в гримерку и увидела на полу разорванное платье красивого синего цвета, которое знаменовало собой мою капитуляцию перед мужчиной.

Но вот настал вечер среды. После утомительного выступления Анька и я сидели за столиком. Я раскладывала пасьянс, а Анька грустно курила сигарету.

— Сегодня мало народа, — удивленно проговорила я.

— Мало, — прищурившись, нервно проговорила Аня.

Мимо проходила официантка и Анька ее окликнула:

— Принеси нам, пожалуйста, бутылку Мадеры, — попросила она и нервно забарабанила пальцами по столу.

Официантка удалилась и через несколько минут принесла на подносе бутылку красного вина. Анька поблагодарила и лихорадочно загасила сигарету о пепельницу.

— Что с тобой такое сегодня? Что-то случилось? — спросила я, не понимая, что могло быть причиной ее странного поведения.

— Что случилось? — прошипела в ответ она. — Помнишь наш разговор о вине в тот вечер, когда к нам в дом приходил Костя?

— Помню.

— Бутылку видишь?

— Вижу, — до меня начало доходить.

— Это значит, что доставка продовольствия прошла успешно. Что-то случилось. И Костя сегодня должен был прийти к нам домой, а так и не пришел. А немчуры смотри, практически нет сегодня. А по средам их тут пруд пруди. Фон Вольф первый приходи часов в пять всегда. А где он сейчас? Ты его видишь? Потому что он, скотина, в гестапо сейчас, я уверена, кто-то попался, и операция сорвалась.

— Да подожди ты, мы же ничего еще не знаем!

— А чего тут знать? Крыса у нас завелась, Катя, крыса! — Анька, еле сохраняя самообладание, налила нам в бокалы вина.

Затем она залпом выпила пьянящий напиток и сказала:

— Я в гримерку, хочу побыть одна, мне надо подумать, — схватив свою пачку с сигаретами, она удалилась.

Я сидела так часа два и раскладывала пасьянс снова и снова, погруженная в свои мысли, смотря куда-то сквозь карты. И тут ход моих мыслей прервал голос Габриеля:

— Два Туза.

Я вздрогнула.

— Что?

— Два туза, ты пропустила, — проговорил он, проведя пальцами по моей шее.

От этого прикосновения у меня по телу пробежали мурашки. Я подняла взгляд от стола и увидела его и Алекса, который с недоумением смотрел за жестом своего друга. Я покраснела и отвела взгляд. Алекс едва уловимо грустно кивнул. Я знала, что он все понял. Но сохраняя самообладание, тепло поприветствовал меня, поцеловав мою руку. Габриель же с победоносной улыбкой смотрел на нас обоих. Мне в эту минуту захотелось чем-нибудь запустить в эту самодовольную физиономию. Издав нервный вздох, я отхлебнула вино из бокала.

— Почему вы так поздно? — придя в себя и лучезарно улыбнувшись спросила я.

— Вчера было нападение на конвой с продовольствием, — затягиваясь сигарой Габриель внимательно смотрел на меня.

— И что, большие потери? — я столь же внимательно смотрела ему в глаза, откинувшись на спинку стула.

— У нас нет.

— Кого-то взяли? — на свой страх и риск продолжала выпытывать я.

— Взяли, — проговорил Габриель, выпуская изо рта густой клубок дыма.

Он все понимал, этот сидящий напротив меня жестокий мужчина. Он прекрасно знал, что я сейчас чувствую, и дразнил меня. Но я не унималась.

— Это партизаны? — я сверлила его взглядом.

— Партизаны, — он отвечал мне таким тоном, как будто бы подбрасывал полено за поленом в костер.

— И кто-то раскололся? — я почти шипела на него, задавая вопрос.

— Пока нет, но скажет, обязательно.

«Садист чертов» — пронеслось у меня в голове. Я с такой ненавистью на него смотрела и, чтоб хоть как-то сбить довольную усмешку с лица этого кровожадного упыря, я сняла туфлю и провела ногой под столом по внутренней поверхности его бедра. Самодовольная ухмылка сползла с лица немца в два счета. А я в это время обратилась к Алексу:

— Господин офицер, а вы тоже принимаете участие в кровожадных допросах над партизанами?

— Нет, это удел Габриеля, — ответил он, и все так же, казалось, с непреодолимым непониманием смотрел на меня.

— Отчего так?

— Он более успешен в той области, когда дело касается воздействия на человеческую психику.

— О да, я это заметила, — надев туфлю обратно на ногу я одарила Габриеля надменным взглядом.

В этот момент к нам подошел комиссар и Габриелю пришлось отойти к нему за стол для разговора.

— Катя, вы…, — Алекс явно не мог проговорить вслух свой вопрос.

— С Габриелем? Да, — грустно ответила я.

— Но как? Он насильно вас?

— Нет.

— Тогда я не понимаю.

— И не надо понимать меня, Алекс, не надо меня понимать, — устало проговорила я.

— Извините, я вас расстроил. Я не должен задавать такие вопросы. Это не мое дело.

— Нет, ничего. Все нормально.

— Если он вас принуждает, я вмешаюсь, вы только скажите. Я знаю Габриеля, он мастер психологического давления. Еще в первый вечер я понял, что он от вас не отстанет. Но не вмешался. А потом тот праздник и меня не было рядом. Это я виноват. — он так горько обо всем этом говорил, что мне хотелось рыдать.

— Алекс, можно вас по имени? — спросила я.

— Конечно.

— Жизнь все расставит на свои места. Кто с кем и когда пойдет по дороге жизни, — я протянула руку и положила ее на его ладонь.

Он провел своими пальцами по моему запястью. Мы смотрели и без слов понимали друг друга. Это было удивительное чувство. Я как будто знала этого человека сто лет, хотя в действительности перекинулась с ним всего несколькими фразами. Откуда взялось это ощущение? Я объяснить не могла. Такая связь может быть послана только свыше. Заиграла музыка, призывая скучающих людей на танец.

— Давайте потанцуем, Катя, — тепло проговорил мне Алекс.

Мы вышли на середину зала и закружились в пьянящем танце, смотря друг другу в глаза. Этот мужчина был такой родной. Было так странно, я совершенно не воспринимала его, как врага. Именно поэтому я не захотела подставлять его, я жертвовала собой ограждая его и чувствовала, что знай он всю