— Потому, Джек, что я сам хочу вернуть королевскую благосклонность.

— А я думал, вам на короля наплевать, — тихонько сказал мальчик, остерегаясь попутчиков, шагавших по изрытой колеями дороге.

Криспин стиснул зубы. Он многое дал бы, чтобы увидеть, как короля Ричарда рубят мечом на куски, или даже понаблюдать, как он медленно умирает от мучительной болезни.

— Кровь Господня! Как я устал от такой жизни, — проворчал он. Хотя и не собирался говорить это вслух, но все же приятно было побрюзжать. — Если я верну королю Венец, тогда героем буду я, а не Уинком. Я устал делать для него грязную работу. Устал жить в комнате на вонючей улице. И устал от…

— Меня?

Он посмотрел на встревоженное лицо Джека, такое еще по-детски гладкое. Криспин вздохнул и легко улыбнулся:

— Нет, не от тебя; Но от твоего воровства я действительно устал.

Джек скорбно поджал губы.

— Я услышал вас, хозяин, с первого раза.

Они пришли на стрельбище, где на другом конце поля, ярдах в шестидесяти, высились холмики-мишени. На травянистых склонах некоторых из них виднелись венки — цели для более искусных стрелков. Перед холмиками тянулась неглубокая канава, где валялись неубранными сломанные стрелы — торчали, как иглы ежа.

Зеленые луга рекой уходили к темневшим вдалеке деревьям. Холмы-мишени на другом конце поля поджидали, когда в их зеленый дерн полетят стрелы. Мужчины и юноши заняли свои обычные места; такого количества упражняющихся Криспин давно уже не видел. Но это неудивительно, когда в затылок тебе дышат королевские солдаты. Присутствие такого множества людей вспугнуло нескольких овец, щипавших траву на лугу, и они, заметавшись, выбрались на узкую тропку, уводившую со стрельбища.

Джек держался рядом с Криспином, пока мужчины выстраивались по краю поля в подобие ровной линии. Став лицом к мишеням, они втыкали стрелы в землю у своих ног, перекидывая за спину колчаны. Никто еще пока не стрелял — нужно было убедиться, что на поле между стрелками и мишенями никого нет. Многие начали натягивать луки.

Из-за такого скопления народа Джек перешел на шепот:

— А благодаря этой реликвии, думаете, король все простит и забудет и вернет вас ко двору?

Криспин вздохнул. Ветер взметнул его волосы и бросил концы прядей в лицо.

— Не знаю. Но надо попробовать.

Пахнущий сырой землей и овечьим пометом слой осеннего тумана завис над травой и потом исчез в лесу. За спиной у Криспина был Лондон, тянувшийся в серое небо шпилями и крутыми крышами, крытыми сланцем, свинцом и красной черепицей. Тусклый пласт дыма плыл над неровными очертаниями города, карабкаясь на крыши, как вор в ночи. Его город. Его дом.

Толкучка в поле, такое количество людей напомнило Криспину ярмарочный день, только веселья не наблюдалось. Один из мужчин, кажется, пекарь, учил сына, как держать большой, в рост человека, лук. Какой-то старик показывал юноше, как вкладывать стрелу в небольшой охотничий лук, и на лице молодого человека читалось раздражение.

Криспина не заботило, что у него нет лука. В списке необходимых вещей он стоял далеко не первым, к тому же он мог позаимствовать лук у своего хозяина Мартина Кемпа.

Едва подумав о Мартине, Криспин заметил его на привычном месте — он пытался натянуть тетиву. Криспин двинулся к Кемпу, не обращая внимания на окружающую суету. Он прокручивал в голове убийство французского курьера и гадал, почему Грейс решила, что убила его. Какой великий грех лишил ее разума, заставляя считать себя убийцей?

Он помахал Мартину Кемпу, который втыкал стрелы в мягкую землю и неуклюже пристраивал к ноге лук с ненатянутой тетивой. Но Мартин при виде Криспина нахмурился, и только тогда Гест сообразил, почему у жестянщика такое кислое лицо. «Боже милостивый. Я и забыл о Матильде». Он остановился как вкопанный.

— Мастер Мартин, — со всей серьезностью поздоровался он.

— Криспин. — Мартин произнес его имя коротко, официальным тоном, и поджал губы. Злость на лице Мартина сменилась растерянностью и даже страхом. Выставив вперед ногу, он сжал лук. — Я должен задать тебе вопрос, который у меня нет никакого желания задавать.

Криспин потупился. Теперь, когда он оказался лицом к лицу с Кемпом, его захлестнула волна стыда.

— Вам не нужно говорить, Мартин. Если вы имеете в виду мою грубость по отношению к вашей дочери, то, боюсь, это правда.

Мартин покачал головой.

— Святой Элигий, Криспин! Ты же знаешь мою жену! Не следовало тебе говорить…

— Знаю. И приношу свои искренние извинения. Я был немного не в себе… покорно прошу меня простить.

— Моей жене этого будет недостаточно. Криспин, мне неприятно тебе напоминать, но мы приняли тебя, когда все тебя сторонились. Я не беру с тебя плату за жилье, какую следовало бы. Уж во всяком случае, не столько, сколько брала бы моя жена. И теперь это… — Он махнул луком в сторону притихшего Джека. — Ты же знаешь, его она не одобряет! И я тоже, если он не перестанет причинять неприятности.

— Я стараюсь исправиться, мастер Кемп, — сказал Джек и судорожно запахнул на груди свой драный плащ.

Криспин пошел еще дальше:

— Если должен, то я извинюсь перед Матильдой и Алисой. Этого будет достаточно?

Мартин помолчал, размышляя. Наконец нехотя кивнул и оглянулся, словно ожидал, что его жена, будто гарпия, бросится на него с неба.

— В будущем поостерегись, Криспин. Я знаю, что Матильда не подарок, но она все, что у меня есть, помоги мне Бог.

Криспин стоял с самым покаянным видом, на какой был способен. Смягчившись, Мартин кивнул, восстанавливая тем самым отношения внутри их непростого союза.

Он поднял лук, одним концом поставил его на землю около свода стопы и стал натягивать тетиву. Мартин так и пришел сюда в своем кожаном фартуке и обтягивающей голову кожаной шапочке, завязки которой покачивались в такт каждому движению, пока он сгибал упрямый лук. Вне привычной обстановки жестянщик смотрелся жалко.

Наконец ему удалось справиться с оружием, и он наблюдал, как другие прицеливаются. Обернувшись через плечо, он прошептал:

— Что все это значит, Криспин? Война будет?

— Все может быть. Дело непростое.

— В политике всегда так. Но разумеется, тебе лучше знать.

Криспин, почти совеем как Джек, издал горлом неопределенный звук.

Над полем разнеслась команда о начале стрельб.

— Ну что ж, — проговорил Мартин, поднимая лук. — Выстрелим за это.

Он натянул тетиву и пустил стрелу. Та пошла неловко, с неблагозвучным треньканьем, и перелетела за мишень.

— Попробуйте еще раз, — сказал Криспин.

Он не понимал, как может человек столько лет упражняться и так ничего и не достичь.