– Да я к тому, что если у них в снаряжении предусмотрен гидрокостюм – смело надевай, потопа нам, похоже, не избежать, так что это – его звездный час.

Дуня засмеялась. И пообещала спросить, если ее размерчик. На том и попрощались. На тумбочке все так же практически нетронутыми стояли их с Семеном тарелки. Он так и не успел поесть, прежде чем его сорвали с места. А Дуне после всего случившегося вообще кусок не лез в горло.

Она взволнованно меряла шагами комнату, ожидая возвращения Краснова, и репетировала свою речь. Заодно и себя убеждая в том, что поступает правильно. О чем тут вообще думать? Да… Когда-то они были близкими. Может быть, самыми близкими. Так что и теперь не отпускает. И кажется, вот оно, то самое. А ведь на деле – нет. Они выросли, изменились, состоялись как личности. По отдельности. В разных мирах. Если что между ними еще и осталось, так это, – Дуня очень точно выразилась, – фантомная боль. Убеждение, пришедшее из того давнего времени, что он – ее единственный. Знакомое каждому чувство – спутник первой любви. Ну, ведь впервые влюбившись, действительно кажется, что эта любовь навсегда. А потом жизнь доказывает обратное.

Семен вернулся ближе к ночи. Нахмурился, окинув взглядом диван, на котором Дуня себе постелила. И иронично приподнял бровь:

– Надо понимать, это какой-то намек? Я не силен в таких женских штучках, может, расскажешь, что сие означает?

– Только то, что нам не стоит спать в одной постели. Это неправильно по отношению к людям, которые нам доверяют.

– То есть ты меня таким образом послала? – Семен демонстративно почесал в затылке, притворяясь простачком, которым он никогда не был. – Хочешь, чтобы я поверил, будто тебе на меня наплевать?

– Нет! – воскликнула Дуня. – Мне не наплевать. Я… люблю тебя. – Его взгляд немного смягчился, и неуверенная улыбка коснулась губ. – Как друга! – поспешила добавить. – Мы не можем быть вместе, слишком много времени потеряно, но ведь никто не мешает нам быть добрыми друзьями, правда? Клянусь, что ты можешь на меня положиться. Во всем.

– Правда? Пока я чувствую, что «положили» на мое чувство собственного достоинства.

Дуня закусила губу, не в силах поверить, что он это всерьез.

– У меня и мысли такой не было.

– Ясно.

Нет. Все же, кажется, он действительно зол. А ведь она так старалась наладить их отношения.

– Ты не хочешь со мной дружить?

– То, что я хочу с тобой делать, Дуня, в последнюю очередь соотносится со словом «дружить».

– Это пройдет!

– Вместе с радостью от первой встречи?

Да он же смеется над ней! Язвит и к словам цепляется…

– Пожалуй, в тебе и впрямь говорит уязвленное самолюбие. Давай вернемся к нашему разговору позже.

– Не вижу в этом никакого смысла. Мое мнение не изменится.

– Чего же ты хочешь?

– Шанс.

– Шанс?

– Вернуть то, что у нас украли.

Вероятно, ему не стоило говорить ей об этом в лоб. Возможно, в противном случае он бы не нарвался на ее торопливое категоричное испуганное «нет». По факту это «нет» стало ее защитной реакцией на его достаточно агрессивное заявление о намерениях. Но поскольку Семен не знал более отчаянной и решительной девушки, он решил выложить карты на стол. Недооценив, что за прошедшие годы жизнь заставила Дуню стать более осторожной и рассудительной.

Прислушиваясь к ее дыханию в темноте, Краснов мысленно себя костерил за спешку. Теперь он мог рассчитывать лишь на то, что где-то глубоко-глубоко, под оболочкой этой безусловно успешной, мудрой, размеренной молодой женщины осталось немного авантюризма. И любопытства… И немного любви. Хотя кого он, мать его, обманывает? Немного? Как будто он этим удовлетворится…

А ведь эта глупышка всерьез пыталась его убедить, что происходящее между ними не более чем отголосок давнего прошлого. Нет, Краснов, конечно, и сам задавался вопросом, а не реагирует ли он на нее так бурно по привычке? Но ведь прошло пятнадцать гребаных лет. От привычки вряд ли что-то осталось. А вот от чувств – вполне возможно. В конце концов, он не отрекался от них, не пытался задушить на корню. Зная себя, понимая, что это попросту невозможно. Все, что он на тот момент мог – затолкать свою несбывшуюся любовь куда поглубже, чтобы та удавкой отчаяния не сжимала горло. И забыть о ней на долгое-долгое время. Точнее, заставить себя забыть.

Семен так привык к этому, что когда узнал о возвращении Дуни в город, до последнего избегал с нею встречи. Лелея свое мнимое душевное спокойствие, как мать лелеет дитя. Наверное, в глубине души догадываясь, что стоит ее увидеть, и все… Он утратит над собой всякий контроль. Чудовищная перспектива для человека, на этом самом контроле помешанном.

А потом эта встреча в горах! Осознание того, что она едва не погибла, что он мог ее лишиться, так и не познав, как оно могло быть, не узнав ее, встряхнуло так, что внутри что-то сдвинулось, лопнуло… Выпуская наружу безумную, неподконтрольную больше никому и ничему жгучую потребность быть с ней. Ласкать ее, нежить, касаться. И говорить, говорить, говорить… Выпуская дошедшую за годы без нее до точки плавления страсть, опустошающую и ненасытную жажду этой женщины.

Под эти мысли Семен и уснул. А проснулся от того, что у Дуни зазвонил телефон. Прислушиваясь к ее разговору, встал. Выглянул из комнаты, как раз когда та отбила вызов.

– Доброе утро. Это Юль Санна звонила. Говорит, к нам уже продирается техника, – с чрезмерным энтузиазмом отрапортовала Дуня. Краснов, хмурый, как и всегда по утрам, кивнул.

– Кажется, погода и впрямь улучшилась.

Дуня закусила губу. Переступила с ноги на ногу. Потерла подушечками пальцев узкую щиколотку.

– Теплеет. Наверное, город теперь подтопит.

– Вероятней всего.

Они обменивались пустыми заезженными фразами, потому что ничего лучше Семен пока не придумал. Дуня ясно дала понять, что не потерпит с его стороны никаких вольностей. И хоть она была не в силах ему запретить продолжать в том же духе, Краснов решил, что дальше будет действовать тоньше, хитрее и изощрённее. Что-что, а планировать операции по завоеванию он умел. Пусть даже прежде ему никогда не доводилось завоевывать женщину. Начать можно с малого. Например, зная, что он ей по-настоящему нравится, осознавая свою для неё привлекательность, можно было поиграть мускулами. Краснов зевнул. Поднял руки над головой и сладко потянулся, напрягая каждую мышцу. Под ее завороженным, будто приклеенным взглядом размял шею. Наклонил голову к одному плечу, к другому…

– Т-ты не против, если я первая схожу в душ? – запинаясь, пролепетала Дуня. В утреннем свете, льющемся из окна, ее щечки трогательно розовели. Черта с два она изменилась! Кто угодно, но не она. Во всем том, что действительно имело значение, его девочка осталась прежней. Трогательной, ласковой, чувствительной и сентиментальной. Она даже краснеть не разучилась! За все это время…