— Наши пацаны… Один из этих к Лийке полез, за руку схватил. Наши его со сцены сняли… Другой подписался, пришлось обоих гасить…

— На сцену полез?

— Лийка над ним прикололась. Встречу ему в клубе назначила, типа шуры-муры. Он подъехал, а она стриптиз крутит… Это его взбесило, он на сцену полез… А что пацанам оставалось делать?

— Да, он на свидание с девушкой ехал, — сказал Комов.

— Я же говорю, Лийка прикололась.

— А сняли они кого?

— Говорю же, какая-то левая к ним прикрутилась.

— Левая?

— Ну, если я ее не знаю, то левая… Она потому и в клуб не пошла. Там только для своих…

— А она, значит, чужая.

— Чужая… Увидела этих, из машины вышла, и к ним.

— Из какой машины?

— Стояла там «девятка»… Она уехала, и тачка за ней…

— Номера видел?

— Видел, запомнил и записал.

— Даже так?

— Мы чужих сутенеров здесь не прописываем. И проституток тоже.

— В чем девушка была? — спросил Комов.

Степан кивнул, реагируя на правильный вопрос.

— Ну, в чем. В платье, на шпильках… Сумочка при ней…

— А платье какое?

— Короткое… Если она снималась, то зачем ей длинное?

— В горошек платье или в клеточку?.. Может, в решеточку? — с усмешкой осведомился Комов.

— Нет, не в решеточку… Далеко было, не разглядел. Но скорее в горошек… Да, может быть.

— А номер точно записал?

— Да… В блокноте он. — Кеша задвигался, приподнял скованные руки.

Степан кивнул, достал ключ от наручников. Комов взял его, расстегнул браслеты. Кеша сам достал из кармана блокнот, протянул старшему лейтенанту.

— Это та самая Лия? — спросил тот, рассматривая какую-то запись.

— Ну да.

— Телефончик… Дружишь с ней?

— Ну, хотелось бы…

— А что не так?

— Да строптивая она… И на язык больно острая… Ей палец в рот не клади.

— Так не клади.

— Ей даже Сафрон не кладет.

— Даже?

— Он к ней подкатывался, так она его прокатила.

— И Сафрон ее за это не наказал?

— Нет. Сафрон — мужик с понятиями, у него все по справедливости. Не хочешь, не надо.

— Не умеешь — научим… и заставим, — с усмешкой добавил Комов.

— Да, заставить он может. Но Лийку не трогает. Потому что уважает.

— И тебя ее уважать заставил, да?.. Нельзя ее трогать, да?

— Нельзя, — подтвердил Кеша.

Комов переписал номера машины, взял на заметку и телефончик Лии.

— А где рисунок? — спросил он.

— Какой рисунок? — не понял Кеша.

— Ну, как проститутка выглядела, за которой «девятка» поехала…

— Да как проститутка она и выглядела… Парик на ней был, платье короткое…

— В лицо запомнил?

— Она все время боком ко мне стояла… Да и освещение там не очень… Далеко…

— Если увидишь, узнаешь?

— Если увижу.

— Увидишь. Когда фоторобот составишь, — сказал Степан и стронул машину с места.

— Куда это мы? — с тревогой спросил Кеша.

— В отдел служебно-художественного творчества.

— Нельзя мне!

— Почему?

— Так время же!

— Такой большой, а в сказки веришь, — заявил Комов.

— А ты что, в банде у Сафрона состоишь? Или просто вышибалой служишь? — спросил Степан.

— Да, просто.

— Тогда тебе и бояться нечего… Если, конечно, не ты Кравченко и Станина убил.

— А зачем это мне?

— Так ты же в Лию влюблен. А Кравченко за ней на сцену полез…

— Да не влюблен я!

Степан усмехнулся. Вот и еще одна версия подоспела. Убийство из ревности. Критики она не выдерживала, но список пополняла.

Но может, им с Комовым и не придется рассматривать этот самый список. Не исключено, что они смогут выйти на девушку в парике, и она окажется убийцей. Тогда и Рыбалова отпадет со всеми подозрениями на ее счет. Если, конечно, не она заказала это убийство.

Чтобы дико возбудить мужчину, женщина не обязательно должна быть красивой. В детстве и юности Олег Рабинов так и думал. Тогда он готов был лезть на стену от одного вида обнаженной груди. Ему хватало даже фантазии на эту тему.

Потом у него появилась Лена — красивое, очаровательное создание. С ней он и узнал, что такое настоящий, «живой» секс. После нее Олег мог заводиться только на красивую женщину. Их у него было достаточно. Поэтому, наверное, к сорока двум годам и наступило пресыщение. Красивые женщины продолжали возбуждать его, но уже совсем не так, как в молодости.

Однако Альбина как будто вернула ему молодость. Глядя на нее, он чувствовал себя пылким юнцом, думал не головой, а совершенно иным местом, чуть не лопался от переизбытка чувств и гормонов. А ведь она не была красавицей. Ей бы глаза побольше, носик поуже, губки потолще. Грудь неплохо было бы увеличить. Волосы можно отрастить подлинней… В ее внешности имелись недостатки, но чтобы их разглядеть, нужно было избавиться от чар, которыми Альбина истекала, как спелый персик соком. Энергетика в ней просто бешеная, заразная. Рабинов вспомнил, что такое бешенство чувств.

Но эти чувства требовали выхода, а с Альбиной не забалуешь. Олег Давидович к ней и так и эдак, а все без толку. Мол, не надо.

Вот и сейчас он обвил рукой ее талию. Альбина должна была воспринять это как дружеский жест, но поняла все правильно и предостерегающе глянула на него. Эта женщина продавала свои услуги за деньги, но проституткой никогда не была и не будет.

— А если ты меня заводишь? — спросил он.

— Давай не будем, — сказала она и поморщилась.

— Ты же сама…

— Что, я сама? — Альбина повела бровью.

— Сарафан этот…

Сарафан на ней красивый, с открытой спиной. Плечи обнажены, бретельки совсем тонкие. Скинуть бы их, стянуть сарафан… Шея у нее красивая, длинная. Провести по ней руками сверху вниз, пальцами зацепить за бретели, дальше — больше. И плевать на всех… Место практически безлюдное: летнее кафе с видом на пруд с единственной лодкой. В заведении кроме них только одна парочка. Альбина знала, где назначать свидание.

— Сарафан… В коже я выглядела бы лучше? — поинтересовалась она.