– Мне нужно увидеть дочь, – это единственное, что произнес Голубев, когда мы остановились у его подъезда.

– Конечно. Только приведи себя в порядок. Очень сомневаюсь, что такие потрясения ей сейчас пойдут на пользу. И ещё… – я обернулся на заднее сиденье и смягчил тон голоса. – Ты понимаешь, что никто не должен об этом знать?

– А Валя?

– А ты уверен, что твоя супруга была не в курсе?

Ответа на мой вопрос не было ни у отца, ни у меня самого. Тот кивнул, взял из моих рук карточку с номером мобильного и быстро вышел, скрываясь за дверью подъезда.

– Веришь ему? – аккуратно спросил Пашка, громко скрежеща зубами.

– Я уже никому не верю…

Дальше мы рванули в сторону клиники, куда нужно было срочно перевозить Марину. Доктор принял нас сразу, посетовал, что на руках у нас нет ни истории болезни, ни ясных обстоятельств.

Да и вид его был весьма задумчив… Он словно боялся ввязываться в эту историю, чувствуя, что прозрачного там мало, а до сути докопаться никто не поможет.

Никому не выгодно признавать врачебную ошибку, никто не признается, что это Левин настоял на ненужной операции, акушер, принимающий роды, вошел в операционную уже после припадка. Поэтому из свидетелей только Левин и анестезиолог, скоренько уволившийся из клиники.

К концу разговора с Макаровым в кабинет вошла Любовь. Я даже не ожидал её здесь увидеть, но, очевидно, хорошие люди никогда не проходят мимо беды.

– Николай Степаныч, только вы и можете помочь! – она с неожиданной жёсткостью произнесла его имя, а после ударила кулаком по стопке историй болезни.

– Ладно. Везите Левину, но чтобы до утреннего обхода она уже была здесь! Заведующий отделением через два дня уходит в отпуск, он человек с большой буквы, если поймет, что случай серьёзный, может пойти нам навстречу, а для этого нужны ВСЕ анализы. И желательно из нашей лаборатории, – сухонький старичок в ответ на жест Любы хлопнул ладонью по столу, поднялся и стал делать звонки, давая указания по подготовке палаты, и даже приёмный покой лично предупредил, чтобы нас не задержали с бюрократическими заморочками.

Мы быстро подписали документы, оплатили счет и рванули в сторону больницы. За весь день от Алисы не было ни одного СМС, кроме той фотографии, которую попросил сделать Пашка на встрече с Голубевым.

– Как перевозить? – вдруг осенило меня.

Перед глазами всплыли трубки, капельницы, её лежачее скрюченное положение. Я обернулся на заднее сиденье, где расположилась Любовь.

– Нужно договориться насчёт реанимобиля! – хлопнула она себя по лбу. – Останови здесь, я выйду!

– Стой. Давай отвезём!

– Нет, я сама! А вы достаньте историю болезни, полный пакет сделанных анализов, хорошо? Угрозами, полицией, да хоть президенту звоните, но все документы должны быть у нас на руках. Выписка…

– Так, стоп! – рявкнул Лихой и сам выскочил из машины. – Я найду реанимобиль, а ты, Люба, лучше с Артёмом поезжай, потому что из нас медики хуже, чем балеруны.

– Паш, я могу на тебя рассчитывать? – только и мог спросить я, смотря в глаза другу, по которому скучал все эти годы. Вопрос лупил по больному, но я не мог не спросить. По факту мы стали чужими, малознакомыми. Если я раньше голову готов был положить за то, что он не предаст… То теперь уже и не знаю…

– Бандит пирата не подставит, – усмехнулся он, вспомнив детскую шутку, превратившуюся для нас двоих во что-то большее за все время нашей дружбы.

– Полундра, – прошептал я в ответ, наблюдая, как Лихой бегом рванул в сторону проезжей части, чуть ли не грудью бросаясь, чтобы остановить попутку.

– Артём, вам повезло. У вас хороший друг.

– Наверняка…

Мы проскочили мимо пробок, собрали все зелёные светофоры, а когда вошли в нужную палату, застыли…

Теперь понятно, почему всё это время от Лисы не было ни одного СМС. Некогда ей было. Палату было просто не узнать. Домашнее постельное белье, уютный кашемировый плед, на тумбах вазы с цветами, а в мягком кресле сидела Марина.

Она улыбалась… Рассеянно, немного отсутствующе и испуганно. Но зато в глазах её был живой интерес. Она следила за руками Лисы, как за волшебством каким-то, а та бережно, прядь за прядью, сушила её волосы феном.

Не мог пошевелиться.

Ситуация была до ужаса абсурдна: моя Мартышка никого не помнит, плавает в своем пузыре и не пытается выбраться наружу, потому что опасно там.

Я даже не уверен, что, произнося моё имя, она имеет в виду именно меня… А вдруг у них там садовник есть Артем? Вдруг у неё был водитель? Или одноклассник какой бывший с таким же именем?

А хочет ли она выбраться оттуда?

Быть может, её состояние – сфера безопасности, где уже не сделают больно, где ей спокойно?

Вдруг в этом спасении намного больше моего желания?

Ведь это я хочу, чтобы она вновь стала прежней! Это я хочу вновь быть рядом с той, прошлой моей Маришей!

Но она уже другая, поэтому пора выдохнуть и просто честно ответить самому себе на вопрос – а что, если ничего не случится? Буду ли я любить её вот такую…. Уже сломленную, испуганную и совсем иную?

– Аааартём! – произнесла Марина, как только её блуждающий взгляд запнулся об меня.

Сердце ухнуло в пятки.

Это не совпадение! Два из двух? Помнит меня?

И все эти вопросы, все сомнения в трубу вылетели. Моя она… И я вытащу её!

– Артём Данилович, это просто великолепно, – шепнула Люба. – Она и правда узнает вас. Признаться, я не верила, а теперь сама вижу. Артём… Она узнаёт!

Люба вцепилась в мою руку и даже запищала от восторга. И в этот момент Марина дернула головой в её сторону… И я готов был поклясться, в её взгляде вспыхнула знакомая мне ревность!

– Я проходила практику в неврологии. Разное видела, но в большинстве случаев после осложнений и клинической смерти пациенты оперируют знаниями. Например: муж Дима, папа Костя, сестра Валя. И этими именами они могут называть любого, понимаете? В мозгу сохранились ячейки знаний, и они, ими пользуясь, не соотносят с реальными людьми. А Марина определенно точно вас помнит…

– Ты меня утешаешь так? – сделал шаг в сторону от Любы, и Марина вздохнула, вновь наблюдая за руками Алиски.

– Нет, я просто вижу, что шанс есть реальный, и повторюсь, всё зависит от вас…

Нам пришлось уйти из палаты, мы только успели предупредить Лису, чтобы собирала вещи. Если не захотят добровольно оформлять выписку, то я на руках вынесу её отсюда.

Как ни странно, но