Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я взглянула на Шани, которая ободряюще улыбалась Коннеру.
– Как-то… много цифр, – пробормотала я.
Коннер снова пожал плечами.
– Мне дали заламинированную распечатку, чтобы я хранил ее на своем рабочем месте, – сказал он. – Так что мне не нужно самому заниматься математикой.
– Тебе это нравится?
– Это здорово, – ответил он. – Мне подарили спортивную бутылку для воды с логотипом компании. Если проработаешь там год, получишь футболку.
– Ну что ж, – проговорила я. – Продолжай усердно трудиться.
– Это то, что у меня получается лучше всего, – улыбнулся Коннер. – Помнишь, как мы играли в Heavy Machinery[35] снова и снова, просто чтобы набрать достаточно жизней и пройти более сложные уровни?
Мне потребовалась секунда, чтобы понять, о чем он говорит. Затем он указал на татуировку Крэша Бандикута на своей икре, на его лице появилась глупая улыбка, и я закрыла глаза. Конечно!
– Еще был Slippery Climb[36], – вспомнила я. – Там до первой контрольной точки нужно было добираться миллиард лет.
– Но там еще была High Road[37], – заметил Коннер. – Этот уровень был просто ужасным.
Шани перевела взгляд с меня на Коннера.
– Полагаю, речь о видеоигре?
– Это та самая видеоигра, – проговорил Коннер, – с которой все началось.
Судя по озадаченному выражению лица Шани, допускаю, что она не очень довольна Коннером.
– О! – воскликнула она, вскакивая со своего места на диване. – Я принесла книгу, о которой тебе рассказывала.
Она порылась в своей огромной сумке и достала тонкую книжку в черно-белой обложке, шрифт которой напоминал шрифт церковной брошюры. Очевидно, что она предназначалась для еще более юной аудитории, чем я себе представляла, скорее для детей, чем для подростков. По ряду причин это показалось мне неуместным в моей ситуации, и у меня возникла внутренняя негативная реакция на то, что при ближайшем рассмотрении оказалось, по сути, шрифтом Brush Script MT с эффектом тени. Но Шани было приятно заботиться обо мне, и скоро она собиралась стать частью моей семьи, поэтому я приняла книгу с улыбкой.
– Я прочитала несколько страниц по дороге сюда, и это действительно впечатляет, – произнесла Шани, взглянув на Коннера, словно ища поддержки. – Думаю, ты найдешь для себя много интересного.
Этот взгляд сказал мне о многом. Мне стало ясно, что они обсуждали нашу семью, обсуждали меня. Теперь я могу только догадываться, к каким выводам они пришли. Коннеру было шесть, когда наши родители развелись, и всего восемь, когда я вообще перестала приезжать к отцу. Интересно послушать, какие представления о моих чувствах от потери отца он себе насоставлял.
Но Шани грустно улыбнулась мне, и вся моя злость улетучилась. С ее стороны было очень любезно волноваться обо мне, хотя мне и не нравилась мысль о том, что они с Коннером сговорились мне «помочь». Я сделала вид, что заинтересовалась, и пролистнула пару страничек.
– Я добавлю ее в свою стопку для чтения, – сказала я. – Сразу после мемуаров дочери Утреннего Убийцы. Помнишь его, Коннер? В восьмидесятых его связывали по меньшей мере с восемью убийствами в Центральной Флориде.
Коннер покачал головой:
– Это было еще до моего рождения. И я не смотрю черно-белое телевидение.
Я закатила глаза:
– Это было и до моего рождения, придурок. Но это случилось недалеко отсюда, чуть больше чем в часе езды к северу. Ты должен был слышать об этом парне.
– Я просто собирал карточки с покемонами, как нормальный человек, – парировал Коннер. – Кстати о нормальных людях: у соседа вечеринка или что-то в этом роде? Перед домом стоит несколько машин.
Я подскочила к окну, чтобы убедиться. Конечно же на подъездной дорожке к его дому стояли три машины, и еще несколько расположились вдоль улицы. При всей своей бдительности я неожиданно упустила это развитие событий.
– Что ж, это объясняет пакеты со льдом, – пробормотала я.
Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Коннер бросает на Шани красноречивый взгляд. Сначала книга, теперь это. Я не могла промолчать:
– Что?!
– Ничего, – ответил он, сделав круглые глаза.
– Коннер считает, что зацикленность на соседе – это способ справиться с переменами в твоей жизни, – в этот же момент произнесла Шани.
Коннер одарил ее осуждающим взглядом, означавшем «вот спасибо!», который казался бы более выразительным, если бы его рот не был измазан соусом тако.
– Я никогда такого не говорил. Я сказал, что мой психотерапевт предположила, что это может быть одним из объяснений зацикленности Фиби, но…
Я подняла руки, как бы отгораживаясь от этого разговора. Он обсуждал меня и со своим психотерапевтом?! Господе Иисусе!
– Вы оба и ваш доктор Фрейд придаете этому больше значения, чем стоило бы, – проговорила я. – У нас с ним было несколько контактов, и всякий раз все выглядело несколько странно. Так что вполне естественно, что я хочу позаботиться о себе. Я одинокая женщина и живу одна.
– Ладно, но… – Коннер сморщил нос, изображая на лице крайнюю степень сомнения. – Странно – потому что он вел себя странно? Или все же ты?
– Да он… – Я внезапно поняла, что никак не могу закончить фразу фактами, говорящими в мою пользу. Он перенес мой стол, вежливо принял ошибочно доставленную посылку, подстриг газон. Вряд ли это была триада Макдональда[38].
Была еще та ночь, когда он что-то делал в своем гараже. Таинственная жидкость на его руках. Пластиковые пакеты в его машине. Ничто из этого не делало его самым осторожным убийцей на свете, но «форд бронко» был весь в крови, а О. Джей[39] все равно вышел сухим из воды.
– Неважно, – бросила я. – В ближайшее время мне не понадобится сахар или соль, а если и понадобится, на другой стороне есть соседка-кошатница.
– Пэт все еще там? – удивился Коннер. – Она всегда напоминала мне бабушку из фильма «Наполеон Динамит». Она выходила во двор и бросала хлеб птицам, всем своим видом будто говоря: «Ешьте, маленькие засранцы! Я делаю это для вас!»
– Если вдуматься, – проговорила я, – к ее услугам все кошки на улице, а она по-прежнему приманивает птиц. Довольно мрачно.
– Я не думал об этом с такой точки зрения, – сказал Коннер, скривившись. – Но послушай! На самом деле мы понимаем, что ты здесь в одиночестве. Нам ненавистна сама мысль о том, что ты нервничаешь или чувствуешь себя в опасности.
Он потянулся, чтобы взять