Я ударяюсь спиной о каменную стену с такой силой, что из легких выбивает весь воздух. Гул в ушах разрастается, будто тысячи цикад завели свою песнь после пролившегося на пустыню дождя.

Кажется, мир вокруг разжижается. От шока я не могу дышать.

Осознание происходящего затапливает разум подобно цунами, оставляя после себя разруху и опустошение. Чувства же обострены до предела.

Я вижу мир другими глазами. Окружающая обстановка выглядит острее и отчетливее. Небо чистейшего голубого оттенка, такого прекрасного, что больно смотреть. Солнце сияет с нереальной яркостью, заливая все вокруг потусторонним светом. Я даже слышу шорох гальки под ногами. В нос ударяет едкий запах пота, смешанный с каким-то другим, которого я не могу распознать. По венам пульсирует энергия, тело наполняет восторг. Я и не подозревала, что способна испытывать такое упоительное ощущение контроля над ситуацией.

Не знала, что хочу быть хозяйкой положения.

Гортанные хрипящие звуки пробиваются сквозь пелену восторга, и мозг не понимает, что показывают ему глаза.

Мои обидчики светятся.

От них исходит странное зеленоватое свечение, клубящееся подобно туману. Содрогаясь в конвульсиях, они держатся руками за шеи. Лица приобретают фиолетовый оттенок, а выпученные глаза наливаются кровью. Кожа слезает, обнажая плоть. Бану громко сдавленно вскрикивает и весь как-то сморщивается, ссыхается. Наконец, оба тела с глухим стуком падают к моим ногам.

Бездыханные.

Я ахаю и зажимаю рот рукой. Окружающий мир принимает привычные формы и очертания. От меня исходит тепло, преследуемое необъяснимым ледяным холодом, который тушит огонь в теле. Ощущаю себя опустошенной. Полой. Будто что-то проникло в меня и похитило самую суть того, кем я являюсь.

Руки дрожат. Мне холодно, очень холодно. Что сейчас произошло? Не похоже на мою магию. И на меня саму тоже. Это было нечто иное. Незнакомое. Напоминающее когтистую лапу, затягивающую меня в мрачные глубины океана, куда никогда не проникнет солнечный свет.

Воины.

Они превратились в трупы, которые выглядят так, будто… неужели это я с ними такое сотворила? Но как? Я никогда никого не убивала.

«Всегда бывает первый раз», – звучит у меня в голове незнакомый голос, бархатистый и мрачный, словно безлунная ночь.

Неожиданно моя грудь взрывается болью. Я сгибаюсь пополам, и меня выворачивает наизнанку. Ноги подгибаются, поэтому оседаю на землю, обдирая и без того саднящую кожу.

– Это не я, – шепчу я в пустой переулок. – Я на такое не способна.

Возможно, если повторять эти слова снова и снова, будто молитву, боги прислушаются и вернут все, как было.

Дрожь усиливается. Меч в моей трясущейся руке – это тяжкое бремя, отягощенное жестокостью, которой он стал свидетелем. Я отбрасываю его и, испугавшись звона металла о камень, со всех ног бегу прочь.

АЛТАН

– Что ты сказала?

– Попросила передать грушу. Тебя что-то беспокоит? – усмехается Тан Вэй, забирая у меня котомку с фруктами. – Или, точнее, кто-то? Она хорошенькая, правда?

– Кто? – Я стараюсь сохранить непроницаемое выражение лица, хотя перед мысленным взором все еще стоит образ той девушки. Высокая, но очень худенькая. Ее явно не мешало бы как следует подкормить. Тонкие черты лица и бледность кожи особенно выделяются, контрастируя с чернотой волос. Честно говоря, выглядела она как привидение. Нет, красивой она мне не показалась.

– Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю, но ладно, оставим это. – Тан Вэй откусывает грушу и переводит разговор на свою любимую тему – Линьси.

Я пропускаю ее болтовню мимо ушей, время от времени согласно кивая. Надеюсь, к месту. Видно, что подруга очень увлечена этой девушкой. Даже не верится, что раньше она заигрывала с первой встречной. И только познакомившись с Линьси, влюбилась и подарила ей свое безраздельное внимание.

Полчаса спустя мы приходим в таверну, а Тан Вэй все еще не умолкла. Я хватаюсь руками за голову. Неужели все влюбленные ведут себя подобным образом? Бесконечно говорят о своих возлюбленных, которых мечтают снова увидеть? Переосмысливают каждое сказанное ими слово? Идут на жертвы, которые другие люди сочли бы глупыми?

Однажды после побега из дворца мы с сестрой спросили матушку, скучает ли она по дому и семье.

– Я скучаю по ним каждый день, но дом там, где твое сердце, – с мягкой улыбкой ответила она.

Ради нашего отца мама отказалась от всего: родни, друзей, собственной жизни. Даже став императрицей, она оставалась чужачкой в новой для себя стране. В коридорах дворца перешептывались всякий раз, как она делала что-то, характерное или нехарактерное для Ши, бросали на нее лукавые взгляды.

Матушка пыталась оградить нас с сестрой от всего этого, но мы все равно знали. Королевские отпрыски или нет, мы не являлись чистокровными представителями народа Ши, а значит, становились отличной мишенью для пересудов.

Я пытаюсь сосредоточиться на словах Тан Вэй, но в таверне так шумно, что мои мысли продолжают бродить, снова и снова возвращаясь к девушке, укравшей мангустин. Ее взгляд пронзил меня, словно отразившийся в зеркале солнечный луч, а когда она повернулась в мою сторону, я почувствовал, будто привычный мир разом утратил ориентиры. Должно быть, все дело в жаре пустыни.

«Ты что-то ищешь», – сказала тогда старуха.

Но ведь предсказательницы часто произносят подобное, чтобы разжечь интерес. Вероятно. И все же было в ее взгляде, устремленном на меня, нечто тревожащее, словно ей известно обо мне что-то, чего я и сам не знаю.

Тут нам приносят чай, и я отвлекаюсь от размышлений. Это улун с насыщенным древесным ароматом, в котором мне тоже чудится нечто особенное. «У того, кто слишком долго спит, улун становится горьким», – заметил бы сейчас Шифу.

– Как поживал мастер Сунь, когда ты в последний раз его встречал? – интересуется Тан Вэй, решив наконец сменить тему.

– Его безрассудная тяга к приключениям никуда не делась. И болтает слишком много, – отвечаю я, отпивая чай. – Как, впрочем, и ты.

– Мне приходится поддерживать беседу за двоих, потому что ты не хочешь в ней участвовать, – парирует подруга. – Помнишь, когда мы были детьми, он водил нас в чайные дома и бесконечно рассказывал о философии и чайных листьях? Мы, наверное, выпили целое озеро чая, не меньше.

– Лучший чайный дом – это «Зеленая игла» в Бэйшоу, в том не может быть сомнений, – хором восклицаем мы.

– Представь себе, он до сих пор мне это повторяет!

Тан Вэй смеется и утыкается взглядом в свою пиалу.

– Давай-ка проверим, насколько хорошо это место.

– Ну, чайник не из пурпурной исинской глины, – замечаю я, рассматривая предмет утвари. Отпиваю из пиалы и морщусь. – И на вкус как разведенный водой травяной настой. Я бы эти помои даже корове не налил, чтобы не навредить бедному животному.