Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, разбухла от сырости? – предположил Костик.
– Какая сырость? Сухо здесь! – Колька забегал фонариком по двери. – Так и знал! Смотри, Костик, – шляпки гвоздей: она забита.
И точно, по краям двери были заметны глубоко утопленные в дерево шляпки гвоздей.
– Клещами не ухватишь. Повозиться придется. – И Колька со зла дернул ручку изо всех сил.
Ребята ахнули: от рывка дверь повернулась вокруг невидимых петель.
– Хитро, – прошептал Колька. – Замок-то для видимости кто-то навесил.
Он заглянул в открывшееся отверстие. Оттуда дохнуло холодом и какой-то застарелой гнилью.
– Пойдем? – спросил он Костика. – Не боязно?
– Пошли.
Колька распахнул дверь, и они шагнули в оранжерею.
Здесь были тьма и затхлый воздух. Фонарики вырывали из темноты то какой-то пенек, то какие-то рамы под ногами. Потом показались громадные кадки с землей. В одной из них торчал, опустив ветви, высохший скелет пальмы.
Ребята, почему-то ступая беззвучно, медленно шли вперед.
– К флигелю идем, – сказал Костик вполголоса.
– Ага, я тоже направление засек, – и Колька показал ему школьный компас.
Но впереди их ждало разочарование: путь завершился тупиком – несколькими полуразвалившимися ступенями наверх и стеной из вертикальных досок, тронутых плесенью.
Что-то знакомое показалось в этом Костику. «Где-то я это уже видел, – подумалось ему, – не совсем так, но чем-то похоже».
– Пришли, – проворчал Колька. – Недолго добирались.
– Отроки! – послышался оклик Саши с другого конца оранжереи. – Вали сюда, я свет добыл.
Саша, оказывается, принес и начал развешивать под потолком переносные лампы.
– Странно, – сказал он. – Такое впечатление, что работы по разборке хлама уже начались. Афанасий Иванович, – крикнул он в глубину подвала, – вы уже кому-то поручали расчистить оранжерею?
– Да нет, – ответил директор, – не припомню.
Саша незаметно подмигнул ребятам: забывчив шеф становится, стареет.
А у ребят было другое мнение.
Бывшая оранжерея действительно была завалена всяким хламом: ломаные садовые скамьи, какие-то худые тазы, корыта и ведра, тачка без колеса, старинный умывальник Мойдодыр без ног и прочее, прочее – всего не перечислить. Но вот что странно: все эти громоздкие старые вещи лежали, стояли и висели по стенам, а посередине помещения был явно расчищенный проход. Кто-то старательно потрудился, прокладывая себе путь.
Но куда?
Оранжерея была длинна. Ребята, уже при свете, еще раз прошли ее до конца.
Снова остановились перед глухой стеной из вертикальных дубовых досок, тронутых временем. И снова она показалась Костику знакомой. Во сне, что ли, виденной. Он силился припомнить, но тут Колька хлопнул его по плечу:
– Смотри! Опять! – и посветил в пол.
В пыли лежали свежие горелые спички.
В дверь номера вежливо постучали.
– Да! – отозвался Костик, отрываясь от писем. – Войдите!
На пороге стоял иностранец, который занимал, кажется, соседний номер.
– Будьте здоровы, – приподнял он шляпу с перышком.
– Здравствуйте. Проходите, садитесь.
Француз вошел, осмотрелся.
– Этот комната, – сказал он, – очень есть хороший.
– Мне тоже нравится, – недоуменно ответил Костик.
– Этот комната хорошо работать. Я иметь вам два небольшой слово. Вы – туда, – иностранец указал за стенку, – Пижон – сюда.
– Какой пижон? – не понял Костик.
– Мой есть Пижон, – сосед ткнул себя пальцем в грудь. – Николя Пижон, корреспондентер один или два газета на Париж. Русски малчик – туда, Пижон – сюда. Будем так сделать?
– Не будем, – отказался Костик. Чем-то не понравился ему этот французский пижон. Скорее всего – каким-то беспокойным взглядом, бегающим, уходящим в сторону. И Костик добавил по-французски: – Мне странно ваше предложение, месье Пижон. Оно невежливое.
Пижон поморщился, приподнял шляпу и вышел, оглянувшись на пороге на разложенные на столе письма.
– Оболенски? – спросил он. – Ошень есть интерес для Пижон. Писать газета. На Париж.
– Я сам писать на газета, – Костик сложил письма в стопочку, словно охраняя их от чужого глаза.
– Шеф идет, – Вася вскочил, побросал пустые пивные банки в помойное ведро.
Артемка тоже глянул в окошко, усмехнулся.
Когда вошел Владик, они встали со своих мест, но в этом приветствии было больше насмешки, чем вежливости или уважения.
Владик снял свою шляпу с перышком, положил ее на край стола.
– Я вами недоволен, – сердито сказал он. – Никаких результатов.
– Проводим рекогносцировку, шеф. Разведку, – стал оправдываться Тема. – Одним неосторожным шагом можно все испортить вконец. И тогда в музей уже не сунешься.
– Теперь все будет проще. Я живу там. Нужно только отыскать тайный ход из флигеля в здание музея. А он есть. У меня верные сведения.
– А мы тут мальчонку одного захомутали. Прыткий такой, в музее – свой человек. Обещал нас провести без проблем.
– Ну, действуйте, – поднялся Владик. – И за что я вам только плачу!
– Не так уж много…
– Зато, если будет успех, отхватите сполна. Мало не покажется.
– Как бы нам за эти дела срок не отхватить, – высказался Вася. – Мало не покажется.
– Риск есть, – согласился Владик, – но и куш будет приличный. – И он, забрав шляпу, ушел.
– Все это хреновина, – сказал Вася, когда за «шефом» закрылась дверь. – Слушай сюда, Тема. В этом музее есть что взять. А у меня найдутся люди, которые за все эти цацки дадут большие баксы. Чем нам рисковать и искать впотьмах то, не знаю что – какие-то бумажки, – лучше взять из музея разом что побогаче и слинять в минуту. Секешь?
– Вася, Жучка ты моя необразованная, думаешь, нашему шефу только бумаги нужны? Да, он за них за бугром здорово слупит. Но мое неполное историческое образование шепнуло мне на ушко, что в том сундучке не одни бумаги. И золотишко там, и камешки. Отыщем – макулатурку шефу, а нам с тобой, по-братски, все остальное. Понял?
– Связался я с тобой, с неоконченным образованием… Теперь меня слушай. Если в три дня сундучок не найдем, берем в музее что подороже и линяем. Идет?
– Согласен.
Владик был недоволен своими компаньонами. Он считал, что действуют они лениво, нерасторопно и непрофессионально.