– У тебя глаза не лезут на лоб ещё? – интересовался я у Вовки.

– Нет, – отвечал Вовка. – Но чё-то болеть уже начинают.

– А поноса ещё нет? – Я так думал, что мне это не грозит, раз меня не обсыпало, а вот за Вовку опасался.

Бабка ушла к соседке на часок, надеясь, что за это время мы не сожжём дом и не улетим в космос. Потому что если сожжём дом, то она нам в жопу горящих углей напихает, а за космос она меньше переживает, потому что идиотов туда не пускают. Углей в жопу нам не хотелось, а в космос мы не собирались.

Я решил, что пока дед ездит за докторшей, может случиться беда. Насколько я мог предполагать, деду с бабкой на нас в основном наплевать. И если кто-то из нас сдохнет, им станет легче. Посему я принял единственное правильное решение – лечить Вовку самому.

Я достал из серванта аптечку, взял оттуда вату, бинт и зелёнку.

Мои действия казались мне логичными. Зелёнкой я собирался замазать пятна, бинтом завязать глаза, чтобы до приезда докторши не вылезли, а ватой закрыть жопу, чтобы в случае поноса он не обгадил бабкину кровать. Вовку мои планы смутили, но я ему аргументировано объяснил:

– Бинт для того, чтобы глаза не вылезли, вата от поноса, а зелёнка от аллергии. Всё по науке.

Первым делом я набил Вовкины трусы ватой. Мне показалось мало, и я добавил марли. Затем замотал бинтом глаза. Осталось замазать аллергию. Я взял ватку и начал закрашивать пятна.

Через 10 минут я устал. Пятен было много и очень мелких. Я принял разумное решение, взять и просто закрасить, не мучаясь с каждым в отдельности. Через несколько минут дело было сделано. Вовка стоял и обсыхал…

Во дворе послышался треск мотоцикла. «Докторша приехала», – сообразил я и, довольный собой, уселся ждать, представляя, как она удивится и скажет:

– Мне, собственно, лечить-то уже нечего. Всё основное лечение уже проведено, остаётся разве что пальцы осмотреть.

Дверь открылась, и вошла врачиха вместе с бабкой. Я решил дождаться своей славы в зале и, выйдя из комнаты, уселся на лавку.

– Это чёй у тебя с руками? – с подозрением спросила бабка, задержавшись возле меня, но ответ ей было услышать не суждено. Врачиха зашла к Вовке в комнату…

C воплем «мама дорогая!» что-то упало на пол. Бабка подозрительно глянула на меня и побежала в комнату.

– Ах ты, педиатр самодельный! – бабка выскочила из комнаты и побежала на кухню.

Я осторожно заглянул в комнату и увидел лежащую на полу врачиху. «Неспроста», – подумал я. Бабка влетела в комнату с полотенцем и стаканом воды. Начала брызгать на врачиху и обмахивать её полотенцем. Слабый голос внутри подсказывал, что что-то не так, но пока не настаивал. Врачиха открыла глаза и спросила, указывая на Вовку:

– Что это с ним?

Тут бабка, видимо, вспомнила обо мне, потому что она посмотрела по сторонам, и её взгляд остановился на мухобойке. Она протянула за ней руку и, ласково глядя на меня, сказала:

– Иди сюда, мой хороший. Гиппократ ты доморощенный.

Мне показались её слова несколько наигранными, и я попятился назад. Затем внутренний голос скомандовал: «Беги!» И я побежал. Побежал что было сил, с грохотом распахнув входную дверь. C грохотом буквально, потому что в это время дед пытался зайти в дом, неся в охапке большую бутыль вместо той, которую разбил молоток в кладовке. Он её купил попутно в селе, когда забирал врачиху. Я так понял, что бутыль упала и разбилась. Потому что, когда я уже бежал вниз по лестнице к улице, дед матерился и не мог понять, что это было…

Когда врачиха вошла в комнату, перед ней стояло зелёное существо с огромной задницей и забинтованными глазами. Увиденное зрелище ее, несомненно, повергло в шок, и она, потеряв сознание, упала на пол. Бабка, вбежавшая следом, была всё-таки более закалённой и подготовленной в моральном плане, хоть и не врач. Поэтому она особо не удивилась, а побежала за водой, спасать врачиху. Я же как минимум час отсиживался за поленницей. Дед во дворе орал, что оторвёт мне ноги и вставит вместо них дрова, чтобы я уже никогда не смог бегать. А ещё лучше, он купит новую бутыль и законсервирует меня в ней.

У Вовки подтвердились аллергия и ушиб пальцев, ничего страшного, по сути. Глаза не вылезли, и поноса не было. Единственный неприятный момент, так это то, что он ещё долго ходил зелёным, светлее день за днём.

Меня же бить не стали. Дед сказал, что, скорее всего, дурь из меня никогда не выбить. Ненароком могут последние мозги вылететь, и тогда родители меня точно не заберут, а бабке с дедом без мозгов я даром не упёрся. Но меня на неделю заперли в комнате под домашний арест, чтобы хоть неделю они смогли бы от меня отдохнуть. На мои возражения, что ребёнку без свежего воздуха нельзя, дед ответил:

– Я тебе несколько раз в день пердеть в комнату буду, надышишься впрок, на свежем воздухе потом сознание будешь терять от избытка кислорода.

Ну вот, таким образом, всю следующую неделю должно было бы ничего не происходить. Но ключевое словосочетание тут – должно было бы…

Моё заточение уже практически подходило к концу, и я с радостью ожидал этого дня. Вовка, конечно, пытался меня развлекать и веселить, но у него, от малых лет и неопытности, это не очень получалось. В общем, жизнь без меня остановилась.

Я, конечно, пытался себе придумать развлечения. Попробовал разводить пауков, сушить мух на подоконнике, смотреть в окно. У меня в комнате их было два. Одно в огород, другое на кухню. Не знаю, зачем это окно из комнаты на кухню, но, видимо, для того, чтобы тепло от печки расходилось.

Я постоянно смотрел, когда бабка возилась с чем-то на кухне. Хоть какое-то развлечение и общение.

– Что, каторжник, есть-то, наверно, хочешь уже? – спрашивала бабка, ощипывая свежезарубленного петуха. – Хороший супец сегодня будет.

Я промолчал, мне было жалко петуха.

– Ну молчи, всё равно арестантам нормальной еды не положено. Это я тебя из жалости кормлю. А вот вырастешь, сядешь в тюрьму – а ты сядешь, как пить дать, вот тогда и вспомнишь бабкин супчик.

Бабка переключилась на суп и что-то ещё бормотала про тюрьму и еду, но я её уже не слушал. Я перелез к другому окну и смотрел, как гуляют в огороде куры, но уже без этого петуха, голова которого валялась на кухонном столе. И у меня, конечно же, возникло желание отомстить за петуха. Я решил не спускать это дело и задумался.

Бабка закончила с готовкой и переставила кастрюлю с супом с плиты на стол. Наложила себе тарелку, отрезала краешек дарницкого и демонстративно передо мной стала есть, нахваливая свой суп.

– Будешь суп?

– Нет, – ответил я. – Я не голоден.

– Ну и сиди там. Может, сухарей тебе передать? Потренируешься. Могу ещё банку консервов с Первой мировой. – Бабка порадовалась своей шутке.