Этот сын, существование которого Сталин замалчивал, но которого он никогда не терял из виду и которому вскоре начал помогать, стал государственной тайной – пусть даже о ней и знали все. До того, как массовые репрессии закрыли всем рты, этого сына Кобы, когда он блестяще сдал экзамены, окликнул его комсомольский секретарь: «Ну, сын Сталина, отец-то теперь будет доволен». Константин Кузаков испугался и, следуя совету своей матери, стал избегать разговоров о том, кто его отец.

Сталин, являясь, пожалуй, самым скрытным среди всех исторических деятелей в отношении своей личной жизни, упомянул, однако, имя матери своего внебрачного сына в одном из своих «Сочинений»: в нем написано, что с марта по июнь «в Сольвычегодске у И. В. Сталина (в доме М. П. Кузаковой) производятся неоднократные обыски»[71].

Тайно опекаемый, юный Константин добился блестящих успехов в учебе и затем быстро сделал карьеру: поработав преподавателем в одном из институтов, он стал заместителем начальника Управления пропаганды ЦК партии, а затем начальником одного из управлений Министерства культуры. В 1947 году, однако, массовые репрессии коснулись и его: он угодил в сети, расставленные Берией. Поскольку все приближенные Сталина знали, кто такой Константин Кузаков, Берия потребовал от него написать Сталину донос на Жданова. Константин отказался. Тогда его исключили из партии, выгнали с работы и уже даже собирались арестовать. «Для ареста Кузакова не вижу оснований», – так вроде бы сказал Сталин, и Константина оставили в покое. Он, впрочем, был полностью реабилитирован только после ареста Берии.

Константин Кузаков никогда не общался со своим отцом лично, а лишь видел его издалека. У него сохранилось о нем представление как о человеке сильном, скрытном и чуждающемся обычных человеческих чувств. Лишь в 1995 году он нарушил свое молчание и открыто заявил о том, чей он сын[72].

Но давайте вернемся в Сольвычегодск. Там 27 июня 1911 года закончился срок ссылки Кобы – а вместе с ним закончились и его близкие отношения с Марией. Однако, поскольку ему было запрещено жить в больших городах и на Кавказе, он выбрал себе в качестве места жительства город Вологду, расположенный на железной дороге, ведущей в Санкт-Петербург. Шестого сентября он тайно уехал из Вологды в столицу. Там он нанес визит Аллилуеву и с его помощью связался с подпольной штаб-квартирой партии. Еще до отъезда в Петербург он обзавелся паспортом на фамилию Чижиков: точнее говоря, ему отдал в Вологде свой паспорт некто Петр Чижиков – большевик, у которого только что закончился срок ссылки. Этот подлог был очень быстро выявлен городской полицией. Девятнадцатого октября прокурору Санкт-Петербурга сообщили, что Джугашвили проживает по чужому паспорту. Было испрошено разрешение заключить Джугашвили под стражу и провести расследование в соответствии с указом о государственной безопасности[73]. Кобу арестовали в конце октября и снова отправили в ссылку в Вологду на три года.

Коба начал привыкать к своей жизни ссыльного. Он жил так же скромно, как и другие ссыльные, и был среди них по-прежнему самым бедным. По полицейской анкете, которую он заполнил в 1911 году и в которой написал, что у него нет никого, кто мог бы поехать вместе с ним в ссылку, что у него нет никаких средств к существованию и что никто из его родственников не может ему помочь[74], видно, в каком бедственном положении он находился.

В этот же самый период времени, когда он то сидел в тюрьме, то пребывал в очередной ссылке, успевая в перерывах между тюремным заключением и ссылками участвовать в партийных мероприятиях, у него, тем не менее, сложились близкие отношения с еще одной представительницей прекрасного пола – Пелагеей Георгиевной Онуфриевой, которая тоже жила в Вологодской губернии. Две почтовые открытки, выбор которых был очень символичным (на одной из них были изображены две прильнувшие друг к другу античные фигуры целующихся обнаженного мужчины и полуобнаженной женщины, в надписи под которыми говорилось про «электрическую искру», а на второй на фоне танцующих женщин-богинь или нимф было написано большими буквами слово «Афродита»), свидетельствуют о том, что отношения Сталина с этой женщиной были теплыми и шутливыми. «За мной числится Ваш поцелуй, переданный мне через Петьку. Целую Вас ответно, да не просто целую, а горррррячо (просто целовать не стоит). Иосиф»[75]. Двадцать четвертого декабря 1911 года Коба пишет шутливым тоном Пелагее письмо: «Ну-с, “скверная” Поля, я в Вологде и целуюсь с “дорогим”, “хорошим” “Петенькой”. Сидит за столом и пьет за здоровье “умной” Поли. Выпейте же и Вы за здоровье известного вам “чудака”. Иосиф»[76]. Эти несколько слов открывают неизвестную грань его личности: даже находясь в ссылке и живя в нищете, он не теряет чувства юмора и не отказывает себе в удовольствии поволочиться за прекрасным полом.

С 5 по 17 января 1912 года в Праге состоялась VI Всероссийская конференция РСДРП, на которой Кобу кооптировали в состав Центрального Комитета партии, хотя он все еще находился в ссылке в Вологде. Он стал одним из общенациональных руководителей социал-демократов. Орджоникидзе приехал к Кобе в Вологду, чтобы передать ему эту важную новость. Коба в конце февраля нелегально отправился в Баку и Тифлис, чтобы претворить в жизнь в Закавказье решения Пражской конференции[77]. С Кавказа он приехал в Москву, чтобы встретиться там с Серго Орджоникидзе. Затем – все так же нелегально – Коба прибыл в апреле в Санкт-Петербург и наладил связь с большевиками, являющимися депутатами Государственной Думы[78], поскольку он теперь контролировал их деятельность от имени Центрального Комитета партии. Он также подготовил издание первого номера газеты «Правда». Однако в конце месяца его снова арестовали и отправили по этапу в маленький городок Нарым, находящийся в Сибири, в Томской губернии. Там ему надлежало пробыть в ссылке в течение трех лет. Однако в сентябре он опять сбежал. Жандармерия Москвы отправила телеграмму своим коллегам в Санкт-Петербург: «Коба Джугашвили бежал из Нарымского края, был в Москве, откуда направился в Питер. Близко связан с избранным в Государственную Думу рабочим Бадаевым, с коим намерен отправиться к Ленину на совещание. В случае обнаружения наблюдением просьба задержать не сразу, лучше перед отъездом за границу»[79].