Беспокойство Марка по поводу того, что ему могут звонить журналисты, оказалось тоже вполне оправданным. Кое–кто из репортеров уже начал допекать и семейство сэра Ричарда. Лорд и леди Бенсингтон отказались комментировать произошедшее (Лиз бы с удовольствием прочитала, что их монументальный дворецкий спустил настырных журналистов с лестницы, однако таких подробностей в газете не было). В нескольких репортажах было упомянуто, что сэр Ричард госпитализирован, однако эта новость определенно не казалась писавшим столь же важной, как и арест его старшего сына.

До Марка, к счастью, репортеры не добрались: как писали в одной газете, известного солиситора не оказалось дома. Видимо, ему пытались дозвониться, потому что охотники заехать к Уотсону–младшему домой или в контору вряд ли могли рассчитывать на теплый прием, а у Марка была широко известная репутация весьма острого на язык законника. Пожалуй, он мог бы и подать на кого–нибудь из репортеров в суд, например, за нарушение собственного права на личную жизнь. Однако эти наглецы все же позволили себе еще несколько абзацев разглагольствовать о том, решится ли преуспевающий юрист защищать собственного брата и что по этому поводу может сказать Комиссия по этике.

Дочитав прессу, Лиз почувствовала себя вполне готовой к тому, чтобы держать «круговую оборону» от журналистов. Что и говорить: она была так зла, что, попадись ей под горячую руку какой–нибудь репортеришка, — она бы, пожалуй, и сама спустила его с лестницы. Ничего удивительного, что после известия об аресте сына сэр Ричард слег с сердечным приступом. А Марк, узнавший обо всем только сегодня утром (наверняка репортеры ошиблись, решив, что его нет дома, — он просто всегда очень крепко спал и никогда не отвечал на телефонные звонки, раздававшиеся в «неподобающее» время), разумеется, первым делом бросился звонить семье и, узнав о плачевном положении отца, отправился в больницу…

Тревожная трель телефона уже во второй раз за это утро заставила Элизабет подскочить на месте. Теперь она приблизилась к трубке с опаской: наверняка Марк был прав, и теперь в контору примутся звонить ушлые журналисты, требующие комментариев по поводу ареста его брата. Лиз не боялась таких разговоров, а только опасалась того, что после этих бесед ее могут привлечь к суду за словесные оскорбления. Телефон все звонил и звонил. Несколько раз глубоко вздохнув, Элизабет сняла трубку и осторожно, словно та была фарфоровой, поднесла ее к уху.

— Слушаю вас.

— Доброе утро, — произнес Роберт Уотсон — этот голос она бы не спутала ни с каким другим в мире. — Это контора Марка Уотсона?

— Да, — слабым голосом сказала Элизабет.

— Кто говорит?

Ей пришлось сделать несколько глубоких вздохов, прикрыв трубку ладонью. Конечно, глупо было ожидать, что Лиз больше никогда не услышит этого бархатного голоса, но сейчас она была не совсем готова беседовать со старшим братом Марка. И в данный момент она предпочла бы оказаться где угодно, только не в конторе у телефонной трубки. Но избежать ответа на этот вопрос все же было невозможно — Роберт Уотсон с максимальной вежливостью ожидал его.

— Это Элизабет Смолвуд, его помощница.

В трубке на пару секунд повисло молчание, от многозначительности которого у Лиз запылало лицо. Разумеется, нечего и надеяться, что Роберт забыл, при каких обстоятельствах им пришлось познакомиться!

— Понятно, — сухо проговорил он наконец. — Это Роберт Уотсон, мы с вами были представлены друг другу в Бенсингтон–холле. Могу я поговорить со своим братом?

— Сожалею, мистер Уотсон, но Марка нет — и сегодня не будет. — Внезапно Элизабет разозлилась на саму себя за малодушие. В конце концов, она всего лишь попала в неприятную ситуацию, но никто, по крайней мере, не обвинил ее в изнасиловании. — Могу я вам чем–то помочь?

— Вряд ли. Наш семейный поверенный, как выяснилось, в отъезде, в его конторе никто не уполномочен внести за меня залог без прямого указания мистера Девероу, и я надеялся, что Марк порекомендует, к кому мне можно обратиться. Дело в том, что в Бенсингтон–холле я тоже не застал никого, кроме прислуги, а ее не совсем уместно обременять столь специфическими проблемами.

— Где вы сейчас?

— В Ярде, — с непередаваемым сарказмом сказал Роберт. — Полиция разрывается между желанием продемонстрировать на мне свою принципиальность и стремлением не очернить имя отца. Видимо, они считают, что таким образом проявляют должное уважение к нему… Похоже, я уже злоупотребил доверием доблестного офицера, позволившего мне сделать второй звонок. Если вдруг Марк позвонит или приедет, прошу вас, передайте ему мои слова. Здесь, конечно, просто великолепно, но мне, откровенно говоря, не хотелось бы задерживаться в Ярде дольше необходимого. Всего наилучшего, мисс Смолвуд!

Из трубки понеслись короткие гудки. Элизабет положила ее на рычаг, чувствуя, как пылает лицо. Поразительно, что, оказавшись в подобном положении, Роберт Уотсон умудряется еще и иронизировать! У него железные нервы и потрясающее самообладание! Несмотря на то, что к старшему брату Марка она испытывала скорее неприязнь, сейчас девушка не могла не признать, что такое отношение к жизни ее восхищает.

Но арестованный финансист абсолютно прав: нельзя оставить все так, как есть. Если семейный барристер отсутствует, то его функции, безусловно, должен взять на себя или сам Марк, или кто–то из его коллег. Но сейчас солиситора тоже нет на месте, и связаться с ним невозможно. А помощница еще недостаточно долго работала с ним, чтобы близко знать хоть кого–нибудь, кто мог бы помочь в этой щекотливой ситуации. Конечно, Марк несколько раз брал ее на деловые обеды и знакомил с другими юристами, но никого из них она больше нигде не встречала.

Сидеть в конторе и сожалеть о том, что ничего нельзя поделать, было просто невыносимо. В конце концов, любой подданный королевы имеет полное право внести залог за арестанта! Лиз обвела взглядом кабинет, убеждаясь, что все в порядке, решительно схватила сумочку и выскочила за дверь…

Быстро добраться до Нью–Скотленд–Ярда у нее не получилось, поскольку пришлось по дороге заскочить в банк и снять деньги. Через полтора часа она уже входила в здание на углу Бродвея и Виктория–стрит. Дежурный с некоторым сомнением посмотрел на ее удостоверение помощника солиситора, но все же пропустил Элизабет в святая святых английской полиции. Впрочем, судья, казалось, ей обрадовался, несмотря на невысокий статус посетительницы. Наверное, в Ярде бы обрадовались, даже если бы внести залог за Роберта Уотсона прибыла кухарка или младшая горничная из Бенсингтон–холла. Похоже, в полиции недоумевали, почему никто еще не пришел на встречу с известным финансистом, и мечтали поскорее сбагрить родовитого подозреваемого на руки родне или юристам, плохо представляя себе, как он вообще попал в каталажку и почему так надолго задержался в ней. Как и предполагала Лиз, залог составил сравнительно небольшую сумму. После внесения денег ее попросили подождать в вестибюле, пока приведут задержанного.

Велев дежурному сообщить мистеру Уотсону, что его ожидают на улице, Элизабет выскочила на Виктория–стрит. В это время дня поймать такси в центре было довольно сложно, но ей повезло — она тут же увидела желтую машину, которая, заметив отчаянно сигналящую девушку, охотно подрулила к тротуару. Лиз попросила водителя подождать несколько минут у здания Ярда. Еще входя туда, она заметила, что неподалеку слоняются несколько человек с фотокамерами — несомненно, репортеры ожидали продолжения скандала с известным финансистом. На нее уже поглядывали с несомненным интересом — впрочем, такими же взглядами газетчики награждали всех, кто входил в здание Нью–Скотленд–Ярда или выходил из него.