Я кивнул, хоть мне и тяжело было признавать свою ошибку.

– Это же Зимний праздник. Я всех впускаю. – Я кашлянул под его мрачным взглядом. – А до того, как они появились, в конюшне ничего странного не случилось?

– Ты говоришь о девочке-чужестранке?

Я кивнул.

– Ну да, было дело. Она сюда зашла, как в главный дом. «Мне надо поговорить с хозяином», – сказала одному из работников, ну он и привел ее ко мне, думая, что я ей нужен. Но она взглянула на меня и сказала: «Нет, с хозяином, у которого нос кривой и волосы как у барсука». Так что, прощенья просим, мы поняли, что она имеет в виду тебя, и послали ее к парадному входу.

Я уронил руку, коснувшись спинки носа в том месте, где был старый перелом. Происходящее делалось все более странным. Исчезнувшая посланница явилась сюда, зная лишь, как я выгляжу, но не зная имени…

– И все? – спросил я.

Толлмен задумчиво нахмурился:

– Да. Разве что ты хочешь послушать о том, как торговец Коттлби пытался принудить меня поставить его лошадей в стойла, в то время как у обеих признаки парши. Бедные создания. Я поставил их под навес в дровяном сарае, но к нашим они и на шаг не приблизятся. А если его возница начнет жаловаться, я расскажу ему все, что думаю о его способностях управляться с лошадьми. – Конюх свирепо посмотрел на меня, словно я мог подвергнуть сомнению его мудрость.

Я улыбнулся ему:

– Сделай доброе дело, Толлмен. Ради блага лошадей, отложи для них немного жидкой мази по твоему рецепту.

Он на миг задержал на мне взгляд, потом кивнул:

– Это я могу. Животные не виноваты, что за ними плохо смотрят.

Я собрался уходить, но повернулся:

– Толлмен… Сколько времени прошло между появлением девочки и тех, кого ты принял за конокрадов?

Он пожал костлявыми плечами:

– Она пришла перед тем, как прибыл Коул Тоэли. Потом явился тот малый, портной, и сестры Уиллоу на своих пони. Эти леди никогда не ездят в карете, верно? Затем мальчишки Купер и их мать, и…

Я посмел его перебить:

– Толлмен, как ты думаешь, они за ней следили?

Конюх замолчал. Я нетерпеливо дожидался, пока он все обдумает. Потом Толлмен кивнул, напряженно сжав губы:

– Мне стоило догадаться. Сапоги у них одинаковые, и они пришли прямиком к конюшне и пытались заглянуть внутрь. Они не лошадей украсть хотели, а следили за той девочкой. – Взгляд его сердитых глаз встретился с моим. – Они ее обидели?

– Не знаю, Толлмен. Она исчезла. Я хочу выяснить, ушли те трое или все еще здесь.

– Выясни. Если их тут нет, они не могли уйти далеко в такую погоду. Если хочешь, я пошлю парня во владение Стокера, пусть попросят в долг ищеек. – Он покачал головой и угрюмо прибавил: – Сколько раз я говорил, что нам не помешала бы собственная охотничья свора…

– Спасибо, Толлмен, но никаких собак. Снег так валит, что они бы все равно уже ничего не смогли почуять.

– Если передумаешь, Том, дай знать. Я могу послать сына, и он приведет этих гончих в мгновение ока. И… – он уже кричал мне вслед, – если передумаешь по поводу наших собственных собак, дай знать! Я знаю отличную суку, ощенится к весне! Ты только дай мне знать!

– Позже, Толлмен! – прокричал я в ответ с улицы и тут же наглотался снега.

Снегопад все еще продолжался, и ветер усиливался. Я вдруг ощутил уверенность в том, что те, кого я ищу, все еще в пределах Ивового Леса. Никто бы не отчаялся до такой степени, чтобы попытаться сбежать, когда так метет.

Я потянулся к Неттл:

С твоей матерью по-прежнему все хорошо?

Я оставила ее спящей, Хирс сидит в кресле у камина. Я велела ему запереть дверь на засов за мной и слышала, что он так и сделал. Я с Риддлом и Джастом и нашими гостями. Мы ничего необычного не обнаружили. Никаких следов посланницы.

Мертва? Сбежала? Прячется где-то в Ивовом Лесу? Одно из трех.

Припозднившихся менестрелей было трое. Двое мужчин и женщина. Уэба они, похоже, встревожили. Они по-прежнему среди наших гостей? Я передал ей их мысленные образы.

Я их видела раньше. Но они не показались мне музыкантами и вели себя не как музыканты. Непохоже было, будто они ждут своей очереди выступить на помосте.

Пришли ко мне Джаста, пожалуйста. Мы быстренько обыщем незанятые помещения. И сообщи, если ты или Риддл найдете троих чужаков.

Мы с Джастом разделили Ивовый Лес и стали проверять комнату за комнатой в поисках признаков вторжения в незанятых частях особняка. В хаотичном старом доме это было непростым делом, и я полагался на свой Дар в той же степени, что и на глаза, определяя, на самом ли деле комната пуста. Неттл и Риддл не обнаружили чужаков, и, когда она спросила гостей, видел ли их кто-нибудь, ответы так противоречили друг другу, что оказались бесполезны. Даже наши слуги, которые иногда раздражали меня излишне пристальным вниманием к семейным делам, ничего не смогли сообщить. Эти трое и посланница исчезли, как будто никогда и не навещали нас.

Ближе к рассвету, когда наши гости, насытившись едой и музыкой, отправились по домам или в выделенные им для ночлега комнаты, я прекратил поиски. Риддл и мальчики помогли Ревелу проверить, что все наружные двери надежно заперты на ночь, а потом тихонько прошлись дозором по той части особняка, где разместили гостей. Пока они этим занимались, я решился ускользнуть в свое личное логово в западном крыле. Оттуда я мог попасть в сеть шпионских коридоров, о существовании которой знали только Пейшенс, Молли и я. В мои низменные намерения входило побродить там сегодня ночью, подглядывая за спящими гостями, чтобы понять, не дал ли кто приют чужакам в своих комнатах.

Так я собирался поступить. Но когда я приблизился к дверям в свой кабинет, шерсть у меня на загривке встала дыбом. Еще до того, как прикоснуться к дверной ручке, я знал, что дверь не до конца заперта. Между тем я точно помнил, что запер ее за собой, прежде чем вместе с Ревелом направиться к Риддлу. Кто-то побывал здесь после того, как я ушел.

Прежде чем приоткрыть дверь, я достал нож. В комнате было темно, свечи догорели и огонь погас. Я постоял, изучая помещение с помощью всех чувств. В комнате никого нет, твердил мне Дар, но я вспомнил, как чуть раньше чужаки показались Уэбу почти невидимыми, а ведь он обладал куда более тонким магическим чутьем, чем мое. И потому я стоял, навострив уши, и ждал. Запах – вот что пробудило во мне звериную злость. Кровь. В моем логове.

Я двинулся вперед, выставив перед собой нож. Свободной рукой зажег новую свечу, кочергой разбудил пламя в камине. Замер, оглядывая комнату. Они побывали тут. Они пришли сюда, в мое логово, покрытые все еще влажными пятнами чьей-то крови.

Если бы Чейд не приучил меня посредством тысячи упражнений в точности запоминать комнату такой, какой я ее оставил, их визит мог бы остаться незамеченным. Я учуял кровавый след на углу моего стола и заметил пятнышко побуревшей красноты там, где передвинули мои бумаги. Но даже если не учитывать запах крови и ее брызги – чужаки были здесь, трогали мои бумаги, двигали свиток, который я переводил. Они пытались открыть выдвижной ящик моего стола, но не нашли тайную задвижку. Кто-то взял с каминной полки статуэтку из камня памяти, сделанную для меня Шутом десятилетия назад, а потом поставил обратно так, что теперь к комнате была обращена грань, изображавшая мое лицо. Когда я взял ее, чтобы поправить, моя губа приподнялась от негодования. На изображении Шута неуклюжий палец оставил кровь, размазанную по его щеке. Меня захлестнула безрассудная ярость.