– Прекрати, – всё, на что меня хватает.

Судорожно хватаю ртом воздух, широко распахнутыми глазами глядя на то, как гаснет усмешка на губах Глеба. Черты его лица преобразуются в одно мгновение. Становятся жёсче. Золотисто-карий взор больше не лучится насмешкой и надменностью. Опасный. Голодный. Поглощающий. Плечи мужчины напряжены. Я замечаю, как проступают вены на запястье всё ещё сомкнутой в кулак руки. Та, что на шее – пульсирует всё чаще и чаще. Сам весь – как камень. Неотрывно смотрит на меня, следит за моей малейшей реакцией. Давит кулаком на стену, аж костяшки белеют. И дышит – тяжело, как я, прерывисто, будто никак не может надышаться. Воздух между нами хоть ножом режь. По коже словно электричество пускают. Кажется, ещё чуть-чуть, посыпятся искры. И если я сама понятия не имею, как это исправить, то Глеб…

– Уходи, – доносится от него приглушённо, с болезненными нотками.

Его голос совсем не громкий, не грубый, далеко не приказ – скорее просьба, напоминающая мольбу. Но я всё равно вздрагиваю, будто получаю удар плетью, а также вспоминаю о том, насколько всё происходящее здесь и сейчас неправильно. И без малейших пререканий выполняю сказанное им.

– Спасибо, – не знаю, за что благодарю.

Он так и не отходит, не сдвигается с места. Мне приходится проявить всю свою ловкость, извернуться немыслимым образом, чтобы выскользнуть из капкана мужских объятий. На пояснице остаётся обжигающий след, даже после того, как прикосновение Глеба исчезает, всё равно кажется, каждый его отпечаток со мной, остаётся не только на теле, но и в памяти, буквально въедается в подсознание, ничем не вытравишь. Переступив порог в коридор, я пошатываюсь, спотыкаясь на ровном месте, захлопываю за собой дверь, ни разу не обернувшись, не уверена даже в том, закрываю ли резное деревянное полотно в самом деле. Не волнует. Запутываюсь в подоле платья, до сих пор стараюсь выровнять дыхание, уговаривая себя не тонуть в этих необыкновенно ярких ощущениях, возникших ни с того ни с сего. И тихо ругаюсь последними словами себе под нос, расправляя ткань с цветочным орнаментом, чтобы продолжить путь. Потому и не замечаю сразу, что в коридоре не одна.

– Значит, повышение по карьерной лестнице тебе не нужно, ты вся такая недотрога, а с тем, кто побогаче и посмазливее – можно в любом месте, даже если это общественный туалет? – суровым тоном обвиняет Быков.

Замираю. Перевариваю услышанное. Медленно разгибаюсь, поправляя последнюю складку. За неё же цепляюсь пальцами в надежде найти хоть какую-нибудь точку опоры и не упасть.

– Вы всё не так поняли, – мямлю едва ли убедительно.

Естественно, что мой шеф тоже не верит. В пару шагов оказывается рядом. Нависает надо мной, как грозовая туча.

– Да что ты говоришь? То есть, мне показалось? – фальшиво удивляется он. – Ты когда вообще успела с ним снюхаться, а, недотрога? – спрашивает с требовательными нотками, но ответа не ждёт, цепляет указательным пальцем мой подбородок, приподнимает выше, чтобы я могла вдоволь усвоить то, как он впивается в меня осуждающим взглядом. – Моё терпение закончилось, Варвара Андреевна, – произносит, вернув тону былую серьёзность. – Либо этой же ночью я получу то, что так долго жду, и мы забываем об этом, – кривится, бросив косой взгляд на дверь туалета, – досадном инциденте, либо… – делает театральную паузу, надавливая на подбородок сильнее, – ты уволена, Демидова.

Кажется, будто земля уходит из-под ног. Нет, я не падаю. В груди холодеет. Я не знаю, что сказать, как правильнее отреагировать. Мне нужна эта чёртова работа. Но и ложиться под своего шефа я не собираюсь. Ни при каких обстоятельствах. Неспроста несколько месяцев включаю полную дурочку каждый раз, когда он начинает кидаться намёками на данную тему. Неужели всё? Подобное больше не прокатит? Слишком уж категоричное заявление с его стороны.

– Я… ухожу, – не сразу, но нахожусь со словами.

Никаких резких движений. Пусть не думает, будто перед ним пугливая лань. Нахожу в себе силы и смелость взглянуть в его лицо, когда сообщаю о том, что покидаю его общество. И руку со своего подбородка тоже убираю неспешно, почти лениво, словно ничего особенного не происходит.

– Да? И далеко собираешься? – доносится мне в спину, едва я одолеваю второй шаг.

– Домой, – говорю, как есть. – К себе, – уточняю на всякий случай.

– Ужин ещё не завершён. Ты здесь не на вечеринке и не на свидании, с которого можно сбежать, когда тебе вздумается, – не соглашается со мной Быков. И если я отхожу от него на пару шагов, то он – приближается вновь всего в один. – К тому же я не услышал от тебя вразумительного ответа на тему стремления к твоему повышению, Варвара, – хватает за руку, вынуждая обернуться.

Сжимает на грани с болью. Я едва терплю, чтобы не отдёрнуть конечность.

– Насколько я успела уяснить, моя помощь при заключении контракта вам не требуется, так что и моё присутствие здесь не столь уж и необходимо, – выдаю твёрдым решительным тоном.

Освобождению пленённого запястья это мало помогает, даже после того, как тяну руку на себя. Хватка мужчины становится лишь крепче, теперь в самом деле больно.

– Демидова, не беси меня своей тупостью, – процеживает сквозь зубы Быков. – Ты останешься здесь. Потому что я так сказал. И из ресторана мы уедем вместе. Если, конечно, ты не решила провести остаток своих дней, толкаясь в очереди безработных, прежде уволенных по статье за свою профнепригодность.

Дышать опять становится сложно. Будто на грудь бетонную плиту положили. И глаза подло щиплет. Ещё немного – позорно расплачусь от такой несправедливости.

– Я ухожу, – повторяю сказанное прежде.

Нервно закусываю нижнюю губу, ведь эта боль отвлекает от слёз, немного перекрывает ту, что пронзает запястье. Освободиться так и не получается. Виталий Леонидович продолжает удерживать.

– Это твой последний шанс, Варвара. Больше предлагать не стану: или ты со мной, или на улице, я найду ту, что посговорчивее, – ухмыляется ядовито. – Поверь, потом ещё сама же спасибо скажешь и оценишь всё то, что я тебе предлагаю. Это только в первый раз «стыдно», – замолкает, снова ядовито ухмыляется. – Хотя, думаю, после второго перепихона в туалете тебе уже пора позабыть про стыд. Я – не сопливый мальчишка, всё будет, как надо, снимем номер в отеле, закажу тебе шампанское и всё, что хочешь. Сперва вдоволь расслабишьс-с-с… – дальнейшее застревает в его горле, наряду со сдавленным подвыванием, едва в мужскую физиономию прилетает внушительный кулак.

Моё запястье отпущено. Быков всё с тем же подвыванием хватается за нос. Сквозь его пальцы сочится кровь. Я же в немом шоке оборачиваюсь на возвышающего за моей спиной… Глеба.

– Сам ты… сопливый, – ледяным тоном отчеканивает Филатов. – Падаль, – добавляет, брезгливо скривившись.

В золотисто-карем взоре сверкает чистейшая ярость. Наверное, именно поэтому я не возражаю, когда он сдавливает мою ладонь в своей и тащит за собой по коридору. Едва поспеваю за его решительным размашистым шагом. Только чудом не падаю, спешно подбирая длинный подол платья прямо на ходу, чтоб тот не путался под ногами.