«Человек Samsung» пользовался уважением в Корее, считаясь благородным и трудолюбивым.

«Samsung относится к вам наилучшим образом. Таким образом, вы – лучшие», – гласил девиз компании, вселяя чувство корпоративной гордости.

С подачи японцев Б. Ч. сформировал в Samsung мощный отдел по работе с персоналом, дав ему привилегированное положение среди других подразделений в Samsung Group.

«Отдел кадров на самом деле является ведущим отделом, ведущей функцией, – сказал мне один из HR-руководителей Samsung. – Роль HR у нас очень сильно отличается от, скажем, западных компаний». Роль департамента, аналогичного отделу кадров в Восточной Азии, даже в доиндустриальные времена и до появления Samsung «действительно состояла в том, чтобы помогать императорам отбирать, оценивать и назначать правительственных чиновников, а также обучать и прививать корейские идеалы набранным новичкам».

«Считалось, что нунчи важно, чтобы преуспеть в Samsung», – рассказал бывший менеджер по продуктам Скотт Сенкю Юн, который прошел обучение в 2010 году. Нунчи – это корейское искусство, умение оценивать настроение людей, даже если другой человек ничего не говорит. В отличие от разговорчивой и более прямолинейной американской деловой культуры, Б. Ч. сделал Samsung местом кратких и редких коммуникаций. Вы должны были интуитивно чувствовать эмоции босса. Чтобы выжить, нужно было овладеть нунчи.

Корейская война завершилась с прекращением огня в 1953 году. Хотя боевые действия не велись, официально война так и не закончилась, поскольку ни одна из сторон не подписала мирного договора. Более тридцати шести тысяч американских военнослужащих и пять миллионов корейцев погибли. Эти цифры делают ее одной из самых беспощадных гражданских войн двадцатого века, наравне с войной во Вьетнаме.

В то время Запад не рассматривал Южную Корею как страну с большими перспективами. Ее ВВП был сравним с ВВП Судана. Когда южнокорейское правительство предприняло попытку экономического планирования, Международный валютный фонд высмеял их мышление, как абсурдное. В стране практически не было природных ресурсов. Даже ее коммунистическая кузина, Северная Корея, чувствовала себя лучше и жаждала шанса покорить свою уязвимую родственницу.

Пожилая кореянка на развалинах в поисках уцелевших вещей. Сеул, Южная Корея, 1950 год. На протяжении большей части своей истории Южная Корея была бедной страной с низким уровнем жизни и перспективами развития, разрушенными Корейской войной 1950–1953 годов

Снобистские стереотипы в отношении корейцев были особенно распространены в Японии, где отныне освобожденным корейским рабам было отказано в гражданстве.

«Корейцы… – самые жестокие, самые безжалостные люди в мире», – говорит заклятый враг Джеймса Бонда Голдфингер в романе Яна Флеминга (но не в его экранизации), объясняя, почему он нанял корейского прихвостня Одджоба, чей знаменитый цилиндр мог проткнуть мраморную статую.

Б. Ч. сколотил свое первое состояние, используя политическую смекалку и играя на внезапном послевоенном буме. Он установил политические связи с первым президентом Южной Кореи Ли Сын Маном и добился важной, но труднодоступной правительственной лицензии получателя иностранной валюты, что позволило ему принять модель экономического роста под названием импортозамещение, ввозя такое сырье, как шерсть, и превращая его в готовую продукцию – одежду.

В 1950-х годах люди начали использовать слово chaebol (чеболь, «клан богатых») для описания семейных империй, таких как Samsung и Hyundai. Китайские иероглифы для написания этого корейского слова совпадают с теми, что используются в японском слове zaibatsu (дзайбацу), обозначающем семейный конгломерат, который управлял японской промышленностью в гонке, приведшей ко Второй мировой войне.

По мере того как его богатство росло, Б. Ч. с помощью Японии и Западной Германии открыл в 1953 году сахарный комбинат и год спустя – шерстяную фабрику. Он использовал полученные доходы для приобретения акций банка (в 1957 году), страховой компании, универмага и конфуцианского университета Сонгюнгван, основанного в 1398 году. К концу десятилетия Б. Ч. считался самым богатым человеком в стране. Но он также был символом южнокорейской коррупции.

Его называли человеком с «золотым прикосновением» [Мидасом] и «Шерстяным Мистером» за его роскошные шерстяные пальто. Но при всей нелестной критике компании, бизнес-проекты Samsung были символами послевоенного восстановления. Они укрепляли национальный дух во времена крайней нужды.

Я познакомился с громкоголосым джерсейцем по имени Том Кейси, который жил в Корее с 1968 года и управлял шумным баром под названием «Спортивный мужской клуб», расположенным рядом с базой военнослужащих, жильем местной элиты и знаменитостей. Его скандальная известность однажды навлекла на него гнев сенаторов США, расстроенных азартными развлечениями американских солдат за границей. Он связал меня с Генри Чо, одним из отпрысков империи Samsung.

Генри был внуком Б. Ч. Ли, а также почетным председателем химической компании под названием Hansol. В молодые годы он управлял химическим бизнесом, одной из пяти дочерних компаний первоначальной империи Samsung, которая все еще существует сегодня. Потребовались месяцы, чтобы договориться о встрече с Генри. Сначала моя просьба была категорически отклонена. Его люди считали, что сейчас не самое подходящее время и разговаривать с журналистом было бы неразумно.

«В семье все защищают друг друга», – сказал мне Том. Но я все же настойчиво добивался, и Генри наконец согласился встретиться.

Впервые я увидел Генри за китайским дим-самом в пятизвездочном отеле. Во второй раз мы встретились в сеульском отеле Grand Hyatt с видом на городской пейзаж. Это были те места, где обедают наследные принцы чеболей. На нашу первую встречу Генри привел двух помощников, возможно, чтобы следить за моими вопросами.

На обеих встречах Генри ясно дал понять, что почетный герб его семьи, именуемый kahoon, имеет для него первостепенное значение.

«Вы знаете, что это такое?» – спросил он о девизе своей семьи.

Я признался, что не знаю.

«Во-первых, служение нации через бизнес. Во-вторых, приоритетность людей и талантов. В-третьих, стремление к здравомыслию».

Он повторил три ценности своей семьи во время обеих наших бесед. Затем объяснил, что делает культуру Samsung уникальной: внимание к деталям, унаследованное от его деда.

«Одна из хороших привычек, которую я перенял у деда, – делать заметки, – рассказал мне Генри. – Я фиксирую каждую деталь».

«Вы велите своим сотрудникам делать записи?» – уточнил я.

«Я не говорю. Они сами должны это заметить. Они не обязаны знать, что я делаю, что я думаю, как я думаю. Они улавливают это», – объяснил он стиль своей семьи: передавать собственное ви́дение компаниям, позволяя «людям из Samsung» управлять бизнесом повседневно.