– А мне кажется, что нас уже разложили окончательно и оно не кончится никогда, – вздохнув, ответил Нистратов.

Всё кончилось, но совсем не так, как виделось Гончарову. Барьеры радикально решили все вопросы: национальные амбиции, независимость, самоопределение, воровство политиков, торговлю наркотиками и тому подобное. Точнее – Барьеры изменили масштаб, вероятно, сведя повсеместно страсти к размерам зоны в неполную пару сотен километров в длину.

Александр вздохнул и посмотрел на ясное голубое небо, по которому, круто ныряя за горизонт, плыли редкие облачка.

Вернулись его напарники, и он снова принялся насыпать носилки. Один из охранников прошёлся невдалеке и прикрикнул на майора, чтобы грузил как следует. Гончаров нагрузил для виду пару лишних лопат и снова опёрся на черенок в ожидании – он надолбил щебня ещё на несколько ходок.

Копать вплотную к невидимой части Барьера, не пропускавшей ничего, сделанного руками человека, как, впрочем, и самих людей, и других живых существ, было даже любопытно. Лопата или кирка врезалась в грунт – и останавливалась: отрыть хотя бы ком земли или камень там, где проходила стена, разделившая мир, не удавалось.

Притом в земле Барьер оставался таким же невидимым, как и на воздухе: на глаз просто грунт, но вот в этой точке ещё можно было копать, чуть дальше копалось или долбилось уже труднее, дальше – ещё труднее. И так на протяжении примерно метра, до тех пор, пока пространство, так же как и на поверхности, не превращалось из податливого невидимого киселя в твёрдую, лишь слегка упругую резину, прорвать которую никто ничем не смог.

– Эй, ты! – немного насмешливо окрикнул майора охранник, которому сейчас не понравилось, что Александр слишком пристально разглядывает земляной откос. – Глазом дыру просверлить, что ли, хочешь?

Майор медленно повернул голову. Бородатый парень с автоматом стоял метрах в двух от него. На вид, если присмотреться, можно было понять, что ему от силы лет двадцать пять – взрослила борода и неряшливо длинные волосы.

На настоящего конвоира и надсмотрщика парень не тянул – при желании Гончаров мог бы его легко вырубить. Сразу видно, что непрофессионал и даже не из прежних «урок», а набранный откуда-то из окрестных деревень, променявший честный, но тяжёлый крестьянский хлеб на сравнительно вольное житьё в банде.

Не отвечая на вопрос парня, Гончаров пожал плечами и, отложив лопату, взялся за кирку, намереваясь ещё поддолбить земли. Горе-надсмотрщик опасливо и чересчур поспешно дёрнулся назад, а майор подавил злую усмешку.

Пытаться броситься на кого-то из охранников, чтобы завладеть автоматом, было бессмысленно: на верхнем краю ямы всегда стояли ещё как минимум трое, которые успели бы пристрелить нападавшего. Теоретически, конечно, можно попробовать выбрать момент наверняка, но кто знает, сколько дней ждать и как сохранить силы на всё время ожидания. Тем не менее Гончаров решил потратить хотя бы первый день на общее изучение места действия.

Примерно в час по полудню их снова покормили каким-то варевом и облагодетельствовали литром воды на каждого. Затем всё-таки дали отдохнуть минут двадцать, а после снова последовала изнурительная работа почти до позднего летнего заката.

Всю еду готовили в полевой кухне, стоявшей рядом с вагончиками охраны. Днём пищу подвозили к яме на лошади, а утром и вечером невольники питались возле пакгауза. Прохлаждаться на открытом воздухе не давали, за исключением короткого послеобеденного отдыха вповалку у ямы.

Преднамеренно охрана над заключёнными не издевалась, лишь внимательно смотрела, и если кто-то делал подозрительные движения или начинал слишком далеко отходить в сторону, окрикивала, щёлкая предохранителями оружия.

На ужин подали ту же плохо сваренную кашу, что и утром, и такой же суррогат чая из кипрея. Пока их не заперли в пакгауз, майор ещё раз постарался изучить взглядом каждую мелочь вокруг. В направлении, противоположном тому, куда водили на земляные работы, виднелись заброшенные строения, прикрытые разросшимися кустами и не слишком высокими деревьями. Судя по всему, там располагались старые садовые участки, мимо которых как раз пролегала железнодорожная ветка, по которой доставляли грузы и людей. За садами тянулось метров семьсот покинутой теперь пашни, а дальше тоже лес, спасительный лес.

Вечером уже в толпе у барака Гончаров перебросился словами с другими невольниками, согнанными на земляные работы. Специально он много не говорил (и на то у него были свои соображения), а просто разузнал кое-какие общие моменты.

Все были уставшие и отвечали неохотно, но, к удивлению, майор выяснил, что новая бандитская власть пока ещё не хватала людей совсем «просто так», всех подряд – большинство сослали сюда именно за какие-то формально объявленные «провинности» перед этой самой властью. Кто-то, например, как Фёдор, не захотел отдать за здорово живёшь хлеб, кто-то – какую-то технику и живность. Кого-то забрали, как Пётра, из-за того, что «язык распускал». Сроки наказания тоже устанавливались разные: от двух недель до месяца, так что формально с подобной точки зрения они являлись заключёнными. Впрочем, в сталинских гулагах тоже все считались заключёнными, а не невольниками.

Охранники заорали, чтобы заканчивали ужин. Гончаров сдал миску и, войдя в пакгауз, лёг на пол подальше от выгребной ямы. Рядом сел, разминая руки и плечи, Исмагилов. Пётр, не настолько привычный к тяжёлой работе, просто повалился на разбросанное по земле сено, которое, надо отдать должное, сменили. Выгребную яму обильно посыпали хлоркой, что сделало атмосферу в бетонной коробке ещё более удушливой.

– Ну и как ты всё оцениваешь? – спросил Фёдор, словно догадываясь, что Гончаров с самого начала думает о побеге.

– Если честно, хреново! – ответил майор.

Он сдвинулся ближе к Исмагилову, и тот тоже лёг на пол, почти нос к носу с Александром.

– Прежде всего, – сказал шёпотом Гончаров, – условимся так: вслух открыто не болтать. Лобстер, хоть и не ахти какой профессионал, но и не полный идиот, как уже понятно. Вдруг у него тут есть стукачи?

Лежавший рядом Домашников перевернулся на живот:

– Ну ты уж прямо этого бандита виртуозом тюремного дела считаешь, – заметил он.

– Бережёного Бог бережёт, – напутствовал майор. – Мы уже считали их дурнее себя.

– Ладно, буду иметь в виду, – согласился Пётр.

– А оцениваю я ситуацию действительно паршиво, – продолжал Гончаров, отвечая на вопрос Исмагилова. – Вот так, в лоб, есть два варианта: первый – завладеть оружием средь бела дня и дуть что есть сил к лесу. Вариант, сразу скажу, почти дохлый: перестреляют как зайцев. Остаётся пытаться сбежать ночью.

– А как ты выберешься из барака ночью?! – возразил Пётр. – Засов и замок изнутри не открыть.

– Да, засов надёжный, – кивнул Гончаров, – ночью втихаря выбраться сложно, да и к тому же без оружия уходить в лес не стоит. А днём бежать – слишком много открытого пространства.