Ставер вёл Витенега по длинным и широким настилам, плавно переходящим один в другой, будто лабиринт; меж лепившихся друг к другу несуразных домишек и харчевен; вёл по мостам и шатким мостикам; вёл ближе к морю, туда, где на воде мерно и вальяжно покачивались корабли. Когда кормщик и бывший страж Солнцеграда выбрались из толпы и пошли по пирсу, вдававшемуся далеко в море, Ставер вдруг остановился и, обернувшись на своего спутника, шёпотом произнес:

– Посмотри, как люди радуются Хорсу! – Он указал рукой на дышащую огненными танцами Идру. В глазах старика светилось счастье. – И как тихо здесь, чуть ближе к морю.

Витенег с недоумением посмотрел на старого мореплавателя: морских странников он представлял иначе. Закалённые в вечной борьбе с силами Полоза, они виделись ему мрачными и сухими. Ставер же был иным и больше походил на волхва, нежели на видавшего жизнь кормчего морского корабля. Да и ростом старик был ему, воину, лишь по плечо. И сам мореход вышел какой-то неказистый и неприметный. Ещё эта его ящерица всё время как-то странно, словно с пониманием, смотрела на происходящее. Неужели такие, как Ставер, и вправду плавают на судах, и не сдувает их дыхание Стрибожьего внука [17] при первом же шторме?

Будто читая мысли Витенега, Ставер улыбнулся, укоризненно глядя на своего спутника.

– Коли позволит тебе Полоз выжить после многих лет морских странствий, тогда и ты научишься видеть счастье. Кто знает, может, наш корабль, отчалив после празднеств, более не вернётся домой?

– У меня нет дома, – покачал головой Витенег, – и никогда не было. Мне не понять тебя, Ставер. Где твой корабль?

Старый мореход немного насмешливо посмотрел на будущего помора.

– Сразу видно, ты никогда не покидал землю по-настоящему. Идём, – Ставер бойко развернулся и зашагал к кораблям.

Витенег следовал за Ставером по пирсам, оплётшим пришвартованные суда, словно паутина. Витенег отметил, насколько быстро и ловко вёл его Ставер среди леса мачт, судов и деревянных строений неясного ему назначения.

Тихо покачивались пришвартованные лодочки; маленькие, одномачтовые, кораблики; корабли больше и совсем громадные, с тремя мачтами, бушпритами и резными носовыми фигурами, суда [18]. Но корабли, несмотря на свои внешние различия, человеку, проведшему большую часть жизни на Большой Земле, казались похожими. Витенег так и не смог запомнить, между какими судами они шли, и, если бы ему пришлось добираться сюда самостоятельно, вряд ли бы нашёл дорогу.

Звуки гуляющего города остались далеко. Зато теперь были ярко, даже резко, слышны скрипучие крики чаек. Хлюпала, плескаясь, вода. Воздух пах солёным морем и был по-летнему приторным.

– Вот мы и пришли. Мой верный корабль – «Верилад», – Ставер остановился подле борта поистине громадного трёхмачтового судна, пришвартованного у крайнего пирса. За кораблём золотое море сливалось с золотым небом.

Выполненный из золотистого дерева, грандиозный трёхпалубный корабль завершался длинным бушпритом. Нос судна украшал коловрат – его деревянные лучи расходились по корпусу парусника. Транцевая корма богато отделана искусной резьбой: будто живые переплетались водоросли, причудливым узором украшая корабль. Если приглядеться, то среди этих узоров можно было заметить морских дев, плывущих рыб и даже грозный лик Морского Царя. Какое же должно быть зрелище, когда «Верилад» расправит паруса и полетит, рассекая волны, на полном ходу, подумал Витенег, но своего восхищения так и не выразил. В его могучей голове никак не укладывалось, как стоящий подле него маленький человек мог быть кормщиком такого корабля. Корабль – вот настоящее, дарующее полную свободу сокровище. И оно намного лучше золота, лучше каравана с шелками, и, тем более, намного лучше стада ингр с их белоснежными бивнями.

Ставер, будто почувствовав настроение Витенега, хитро улыбнулся. Он видел, что берёт на борт помора по призванию, а такой человек стоит целой команды наёмных моряков.

– Команда чествует Даждьбога-Хорса на корабле, – гордо проговорил Ставер.

– Неужели люди не отправились на берег? – продолжая восхищённо рассматривать «Верилад», удивился Витенег.

– Среди нас есть те, кто никогда не покидает судно. Эти поморы – душа корабля.

– У твоего корабля есть кочеды? – восхищению и удивлению Витенега не было предела. Он слышал о легендарных, почти живых кораблях, служащих самому батюшке-царю, обладающих своим, корабельным волхвом, и до смерти преданными судну поморами, давшими обет не ступать на землю – морскими кочедами. Слышал, знал, но не верил. Как можно добровольно заточить себя, пусть даже и на корабле?

Ставер молча кивнул и поднялся по спущенной сходне [19] на борт.

Разговор Веслава и Искрена

Крушение Солнцеграда

Палуба «Верилада» была, в отличие от измазанных птичьим помётом пирсов, вымыта, и дерево блестело на вечернем солнце. Ставер повёл Витенега в сторону полубака [20]. На палубе, прислонившись спиной к грот-мачте [21], неподвижно сидели двое поморов. В белых рубахах, перетянутых широкими алыми поясами, они сидели с закрытыми глазами, положив свои массивные руки на колени. Когда кормчий поравнялся с кочедами, они, не поднимаясь и не открывая глаз, приветствовали Ставера лёгким наклоном головы, но в этом наклоне чувствовалось самое настоящее уважение. Ставер ответил им тем же, чем ещё больше удивил Витенега.

– Они сейчас разговаривают с «Вериладом», – шёпотом обратился Ставер к Витенегу, – рассказывают кораблю о празднике. Не будем им мешать. Тебя потом представлю им, ночью, когда Хорса чествовать все вместе будем.

Витенег хотел было возразить Ставеру, что, быть может, он в город к ночи вернётся, но не стал. Откуда знал старый кормчий, что в глубине души Витенег хотел остаться на корабле?

Витенег и Ставер поднялись на полубак. У борта, повернувшись лицом к Солнцеграду, стоял высокий человек в белом платье волхва. Его чёрные, с проседью, перехваченные медным обручем волосы развевал ветер.

– Приветствую тебя, помор по призванию, и тебя, дорогой моему сердцу кормчий, – мягко проговорил черноволосый волхв, продолжая смотреть на раскинувшийся пейзаж.