– А как ты думаешь, папа, дадут тебе приз? – спросил Джонатан.

– Если дадут, папа сам удивится больше всех, – съязвила миссис Браун. – До сих пор ему ни разу не повезло!

– А ты нам так и не скажешь, что это за картина? – с надеждой спросила Джуди.

– Это сюрприз, – скромно ответил мистер Браун. – Я очень долго над ней работал. Рисовал по памяти.

Мистер Браун увлекался живописью и каждый год участвовал в выставке самодеятельного творчества, которая проводилась в Кенсингтоне[8]. Судить картины приглашали знаменитых художников, а за самые удачные работы полагались призы. На выставке были представлены не только картины, но и всякое рукоделие, и мистер Браун очень страдал оттого, что ни разу не попал в число призёров, тогда как миссис Браун дважды получала первый приз за свои плетёные коврики.

– В любом случае уже слишком поздно, – сказал мистер Браун, закрывая тему. – Картину увезли, так что придётся вам потерпеть до завтра.

Следующий день выдался солнечным, и на выставке было не протолкнуться. Ко всеобщему облегчению, Паддингтон выглядел гораздо лучше. Сыпь бесследно исчезла, и, чтобы наверстать упущенное накануне, он очень основательно позавтракал. Только у миссис Бёрд появились неприятные мысли, когда она обнаружила «сыпь» на полотенце в ванной, но она благоразумно промолчала.

Брауны расположились в центре первого ряда, прямо перед помостом, на котором восседали члены жюри. Все ужасно волновались. Паддингтон только что узнал, что мистер Браун тоже рисует, и ему не терпелось взглянуть на его картину – у него ведь раньше никогда не было знакомых художников!

На помосте суетились важные бородатые дяди. Они кричали друг на друга и размахивали руками. Судя по всему, причиной спора была одна из картин.

– Генри, – возбуждённо зашептала миссис Браун, – а ведь, похоже, они спорят из‑за твоей картины! Я узнаю чехол.

Мистер Браун выглядел озадаченным.

– Чехол действительно мой, – согласился он, – но я не пойму, как так получилось. Он весь заляпан краской. Видишь? Как будто картине не дали высохнуть. А я‑то свою написал уже давным‑давно!

Паддингтон сидел тихо-тихо, глядя в одну точку и боясь пошевелиться. Он чувствовал странный холодок в животе – точно сейчас должно случиться что-то ужасное. Он уже пожалел, что смыл «сыпь» и не остался дома.

– Паддингтон, ты чего? – Джуди подтолкнула его локтем. – Какой-то ты сегодня странный. Опять нездоровится?

– Здоровится, – упавшим голосом отозвался медвежонок, – просто я, кажется, снова попал в переделку.

– Ай-ай-ай, – посочувствовала Джуди. – А ты постучи лапой по дереву, может, и обойдётся… Вот так!

Паддингтон подался вперёд. Один из художников, самый важный и самый бородатый, наконец-то заговорил. А на помосте… у Паддингтона задрожали коленки… на помосте, у всех на виду, стояла на мольберте его «картина»!

У медвежонка перехватило дыхание, и до него долетали только обрывки фраз:

– Необычное цветовое решение…

– Оригинальная трактовка…

– Присущая автору сила воображения…

А потом Паддингтон чуть не свалился со стула.

– ПЕРВЫЙ ПРИЗ ПРИСУЖДАЕТСЯ МИСТЕРУ ГЕНРИ БРАУНУ!!!

Впрочем, сильнее всех удивился вовсе не Паддингтон. Когда мистера Брауна втащили на помост, у него был такой вид, будто его ударило током.

– Но… но… – залепетал он, – тут какая-то ошибка…

– Ошибка? – поразился бородатый. – Не может быть, уважаемый сэр! Картина подписана вашим именем. Вы ведь мистер Браун? Мистер Генри Браун? Ваш адрес – Виндзорский Сад, дом тридцать два?

Мистер Браун, не веря своим глазам, уставился на полотно.

– Она действительно подписана моим именем, – признал он. – Это мой почерк…

Он не договорил и посмотрел вниз, на зрителей. Смутная догадка зародилась у него в голове, но ему так и не удалось поймать взгляд Паддингтона. Иногда это действительно бывало нелегко.

– Я благодарен за оказанную мне честь, – сказал мистер Браун, когда стихли аплодисменты и ему был вручён чек на десять фунтов, – однако я намерен передать эту награду одному дому для престарелых медведей в Южной Америке…

По толпе прошёл шёпот удивления, но Паддингтон ничего не заметил, хотя наверняка бы обрадовался, если бы знал причину. Он был занят тем, что бросал суровые взгляды то на картину, то на бородатого художника, которому вдруг стало очень жарко и неуютно.

– Между прочим, – заявил медвежонок, обращаясь ко всему белому свету сразу, – могли бы и не переворачивать мою картину вверх ногами. Далеко не на каждой выставке первый приз достаётся медведю!

В доме у Браунов царило необычайное оживление: мистер Браун взял билеты в театр, да ещё и в ложу, да ещё и на премьеру новой пьесы с ужасно знаменитым актёром Сейли Блумом в главной роли! Паддингтон, понятно, тоже поддался общему оживлению и несколько раз подряд бегал в лавку к мистеру Круберу, чтобы тот объяснил ему всё про театр. Мистер Крубер сказал, что попасть на премьеру – большая удача.

– Вы наверняка встретите там немало знаменитых людей, – веско прибавил он. – Далеко не всякому медведю выпадает такая возможность!

Мистер Крубер одолжил Паддингтону несколько потрёпанных книжек про театр. Паддингтон был медлительным читателем, но в книжках оказалось множество картинок и фотографий, а в одной – даже картонный макет сцены, который расправлялся, едва вы открывали нужную страницу. Паддингтон твёрдо решил, что, когда вырастет, обязательно станет актёром. Для начала он влез на тумбочку и попробовал повторить некоторые из поз, которые видел на фотографиях.

У миссис Браун по этому поводу было своё мнение.

– Только бы пьеса оказалась хорошей, – переживала она. – Вы же знаете нашего мишутку. Он всё принимает так близко к сердцу!

– Гм, – вставила миссис Бёрд, – я‑то, слава богу, буду сидеть дома и тихо-мирно слушать радио. Но ему театр в новинку, а он так любит всё новое. И потом, в последние дни он ведёт себя на удивление хорошо.

– Это-то меня и беспокоит, – вздохнула миссис Браун.

Впрочем, оказалось, что как раз из‑за пьесы миссис Браун могла не волноваться. По дороге в театр Паддингтон сидел необычайно тихо. Его впервые повезли в центр города вечером, и он в первый раз увидел вечерние огни Лондона. Мистер Браун рассказывал по дороге о знаменитых зданиях и памятниках, мимо которых они проезжали, и, когда наконец вся компания вошла в фойе театра, настроение у всех было преотличное.