Тамила глянула на часы – без чего-то два. Нет, ничего не выйдет. Не успеет. И так уже вся мокрая, во рту, кроме кофе, ничего не было.

– Забирай, сейчас никак.

Экономист мялся и явно уходить не торопился. В другое время Тамила поняла бы и помогла, но сейчас было не до этого.

– Он меня убьёт, – вздохнул тот и поправил очки.

– Он всех убьёт, – утешила Тамила. – Забирай! Если что – сваливай на меня. Я найду что ответить.

Вновь телефон. Она уже хотела не брать трубку, но заметила номер шефа. Предвидя стандартное «зайди ко мне», быстро встала с жалобно скрипнувшего стула.

– Оставь. Я сейчас.

Не дав возразить, она подхватила бумаги и вылетела из кабинета. Если шеф хочет скандала, он его получит. Прямо здесь и сейчас.

Мобильный вновь затренькал, но Тамила быстро сбросила вызов. С Корженевской она переговорит позже. А это она, больше звонить некому.

По дороге она сумела восстановить дыхание и придумать нужные слова. С начальством спорить – неприятно, но необходимо, иначе будешь во всём и всегда виноват.

Робкий стук в дверь, недовольное бурчание – всё как обычно.

– Ну, что ещё? – проворчал Табан. – Чего трубку не берёшь?

– Причина – вот. – Тамила быстро прошла по мягкому ковру и со стуком опустила пачку бумаг на стол.

– Это что? – не понял Виктор Евгеньевич.

– Это до четырёх, – пояснила она. – А до этого на мне отчёт, доклад, перерасчёт и подача данных в департамент.

– И? – осторожно глянул на неё Табан, явно ещё не решив: стоит ругаться или всё же послушать.

– А то, что разорваться я не сумею.

Воображение ярко нарисовало раскроенную пополам женщину, которая держит телефонную трубку рукой с изумительным маникюром, улыбается разорванным ртом, даёт ответы и не замечает, что кровь заливает накрахмаленный воротничок офисной блузки, а из груди и утробы вот-вот вывалятся внутренности на свежевымытый пол.

Удушливой волной накатила тошнота. Тамила мотнула головой. Ночные кошмары до добра не доводят. Она, кажется, даже не заметила, что шеф что-то говорит. Он постучал по столу ручкой, привлекая внимание.

– Да?

– Я плачу тебе деньги за работу, – начал закипать Виктор Евгеньевич, – это всё надо сделать сегодня.

– Что делать в первую очередь? – не растерялась Тамила, глядя, как шеф замер.

Обычно этот вопрос спасал в любой ситуации. Тогда был плохим не работник, не справлявшийся с грузом наваленных дел, а начальник, который был не в состоянии правильно организовать работу своих подчинённых.

– Всё, – нашёлся Виктор Евгеньевич.

– Всё не получится, – отрезала Тамила. – Решайте, мне нужно чёткое указание.

– Соловей, ты обнаглела, – выдохнул он и почесал затылок. – Ладно, давай с этими цифрами сначала, если что – бери в помощь весь экономический отдел, помогут.

Тамила продолжала буравить его взглядом, ожидая финальной ноты, так как, привыкшая к общению с Табаном, прекрасно знала, что тот может что-то выдумать перед самым уходом.

– Чего уставилась? – рявкнул вдруг Виктор Евгеньевич. – Иди работать!

– Так точно! – непроизвольно вырвалось у Тамилы.

Быстро схватив бумаги, она выскочила из кабинета, успев заметить несколько растерянное лицо шефа. Он чётко понимал, что подчинённая действительно обнаглела, однако что делать, если она и так выполняет работу за троих? Придётся терпеть.

* * *

Дома было тепло и уютно. Прошедший день навалился каменной тяжестью, не хотелось никого видеть и слышать. Но Корженевская – другой вопрос. Тамила забралась с ногами в кресло и принялась листать забытую Лизой книгу. Дозвониться до подруги не получалось, ну и ладно. Отыщется рано или поздно. Видимо, нашла нового кавалера. Последний был таким внушительным байкером, ростом под два метра, косая сажень в плечах и внезапно со страшно обходительными манерами. Правда, потом оказалось, что байкер глубоко женат. То, как хрупкая Лизавета спустила его с лестницы и швырнула следом вещи, надо было видеть. Вот что с женщиной гнев-то делает.

Тамила вздохнула. Кирилл хоть и доводил её до белого каления, но таких аттракционов всё же никогда не случалось. Не тот характер. Да и Кирилл понимал, когда лучше помолчать.

Она раскрыла книгу на случайной странице, из страниц неожиданно выпал клочок бумаги, сплошь испещрённый заметками. Наклонившись, она подняла его и, нахмурившись, принялась читать. Пометки Лизы заслуживали отдельного внимания.

«Техника напряжения мозга – бред.

Наблюдение образов практиковать ежедневно.

Фантомное раскачивание – сначала тренировка.

Учесть прислушивание к посторонним звукам.

Не погружаться в себя.

Убить соседку».

Последняя фраза озадачила Тамилу, потому что к технике сновидения она никак не относилась. Но Лиза на мелочи не разменивалась, считая, что все гении в равной степени сумасшедшие, поэтому им можно чуть больше, чем остальным. Поэтому в выражениях не стеснялась.

Иногда Тамила искренне недоумевала, как такой человек, как Корженевская, мог работать школьным психологом. Даже без излюбленной косухи, сигарет и обожаемого мотоцикла бог знает какого года выпуска она всё равно выглядела внушительно. Не спасали белокурая коса и вежливость. В Корженевской чувствовался стержень, который не скрыть напудренным налётом цивилизации.

Порой Тамила завидовала ей. Лиза могла за себя постоять и даже из самой глупой ситуации была способна выйти как ни в чём не бывало. Другой вопрос – Тамила…

Она вздохнула. Ни напора, ни уверенности, ни спокойствия в ней не было. Лёгкие перебранки с шефом – не в счёт. Она прекрасно понимала, что все страхи тянутся из детства. Постоянные истерики матери, запреты куда-либо выходить позже определённого времени, хорошо вдолбленная в голову фобия темноты. Теперь это не давало возможности освободиться и начать давать отпор подкрадывавшемуся сумасшествию.

Сегодня на работе моментов передышки почти не было, однако стоило только им появиться, как тут же падала тяжёлым покрывалом масса ненужных воспоминаний, шевелящихся, словно клубок дождевых червей. При этом чёткости ещё не было, но мерзкое ощущение, что там было плохо и возвращаться туда не стоит, – не исчезало.

Сейчас, в тишине и покое, воспоминания вернулись, поползли по закоулкам подсознания новыми тропками. Буквы вдруг слились в единое целое, белизна бумаги превратилась в грязный свет, от которого хотелось закрыться.

Тамила хорошо знала этот свет. Именно такой проникал сквозь щели запертой двери, за которой слышались детские крики. Нехороший свет, будто его излучали гнилые светлячки. И запах оттуда шёл соответствующий: сладковатый и тошнотворный.