После ужина на построении подполковник ставил задачи:

— Мне в дороге понадобится каждый ствол, и со мной поедут наиболее опытные солдаты. Азизов! Ты в гарнизоне за старшего! Все понятно? Не боитесь?

— Никак нет, товарищ подполковник! — выпалил Саид, выпятив грудь.

Ему было страшно оставаться без командиров, да еще и старшим в лагере — принимать решения в ситуации, которая могла возникнуть в любой момент и к которой он совсем не готов. Но он был и горд таким доверием. Хотя больше всего ему бы хотелось уехать вместе со всеми. Кравченко пытался убедить бойцов, что здесь не так опасно, как в беззащитной колонне, но там бронетранспортеры, там много солдат.

«Хм, много солдат! — усмехнулся Саид. — А здесь их мало? Тут почти батальон «сарбосов», чтобы на него напасть и разгромить, нужен полк! А у Ахмад Шаха нет столько бойцов, чтобы штурмовать Пишгор. Прав подполковник, тут безопаснее и офицеры афганской армии относятся к нам с уважением». Подумав об этом, Саид сделал уверенное лицо, чтобы успокоить Кравченко.

— Я проведу инструктаж! — нахмурился Рахманкулов.

— Хорошо! А я к командиру гарнизона! — Подполковник снова посмотрел на часы. — Черт, завтра ехать, а у них, как всегда, ничего не готово…

Кравченко не сказал своим солдатам всего да и не имел на это права. В Руху он ехал главным образом по другому вопросу. В строгой секретности готовилась очередная панджшерская операция, и там ждали его экспертного доклада по оценке противостоящих сил, надежности подразделений правительственной армии в районе предстоящих боевых действий.

У Кравченко свои возможности по сбору сведений о силах Ахмад Шаха — он подкупил и завербовал несколько местных жителей.

Проходя мимо мастерских, подполковник буквально столкнулся со знакомым афганским лейтенантом.

— Здравствуйте, Имануло, — пожал он лейтенанту руку. — Вы из мастерских? Как там идет подготовка грузовиков? Я договорился о поставке продуктов из нашего гарнизона, нужно машины отправить завтра.

— Много работы… — покачал головой лейтенант. — Механики работают круглые сутки, но не хватает запасных частей. Они из трех машин собирают одну.

— Я понимаю, — вздохнул Кравченко и взял лейтенанта под руку. — Я слышал о вашем подвиге, лейтенант. Вы сильно рисковали с этим снарядом там, на дороге.

— Война, а я солдат, — просто ответил Имануло. — Каждый день кто-то из нас рискует своей жизнью.

— Да-да, согласен. А скажите, Мансур, каково настроение солдат? Каков их боевой настрой?

Кравченко смотрел с легкой улыбкой на лейтенанта и ждал ответа. Если соврет, то и этому верить нельзя, а ведь об Имануло у советника сложилось впечатление как о честном воине и порядочном человеке.

— Я вам скажу. — Лейтенант посмотрел русскому офицеру прямо в глаза. — Вы наш друг, вы тоже рискуете своей жизнью ради нас, ради нашей страны. И вам я отвечу честно. Боевой дух солдат в последнее время сильно упал. Не скажу, что осталось мало надежных бойцов. Просто многие упали духом, а тут еще эти расстрелы. Я был против, но меня не послушали.

Кравченко покивал головой, глядя задумчиво на афганского офицера, и пошел дальше в сторону штаба гарнизона. Сложный человек — этот Имануло. Толковый, грамотный офицер, бесстрашный, и все еще в лейтенантах. Прислали его два месяца назад, и Кравченко все это время к нему присматривался. По возрасту Мансуру Имануло пора бы быть как минимум майором, а то и полковником.

Разговора по душам не получилось…

А лейтенант свернул за угол соседнего дома и остановился. Осторожно выглянув за угол, он посмотрел вслед русскому подполковнику. Тот шел своей обычной уверенной походкой большого, сильного, решительного человека. Сержант Ашрафи приблизился к лейтенанту и замер, прижавшись к стене, где его скрывал от посторонних глаз нависающий козырек разрушенной съехавшей почти до земли крыши дома.

— Машины завтра не уйдут, — сказал Имануло. — Ремонт затянулся еще на сутки. Ты уйдешь сегодня ночью. Один. В мою записку завернешь гранату и взорвешь, если возникнет опасность, что она попадет к ХАД или к шурави.

Сержант молча кивнул, посмотрел вдоль пустынной улицы и беззвучно скрылся в развалинах домов. Имануло постоял некоторое время, давая своему помощнику время удалиться от места их встречи, а потом пошел в противоположном направлении. «Ничего, — думал он, — скоро все получат такой урок, что дезертирство из рядов правительственной армии станет повальным. А тогда можно и на Кабул. Только вот Ахмад Шах будет сильно недоволен. Все пойдет не совсем так, как он планировал. Не все хотят его видеть в новом правительстве…»

Колонна вышла из Пишгора в семь часов утра. Три афганских БТР-152, в которых разместились заместитель начальника гарнизона и начальник разведки с охраной. Машины шли с интервалом в двадцать метров, но по мере того, как колонна углублялась в ущелье, водители стали сокращать расстояние между машинами. Советская БРДМ шла между вторым и третьим бронетранспортерами. Рахманкулов управлял машиной, двое солдат сидели внутри за пулеметами. Кравченко с сержантом сидели на броне по бокам от башни, зорко поглядывая по сторонам. Все были одеты в афганскую форму, оружие держали наготове.

— Куда они жмутся? — недовольно ворчал военный советник, глядя на афганские БТР. — Хотят все на одном фугасе подорваться?!

— Товарищ подполковник, — поднял руку и показал вперед, на правый склон у дороги, сержант Бурхонов. — Блеснуло что-то! Может, оптика?

— Стой, Рустам! — во весь голос заорал в люк машины Кравченко.

БРДМ резко клюнула носом и встала как вкопанная, скрипнув тормозами. Сзади вильнул в сторону афганский бронетранспортер, чуть не врезавшись в корму советской машины.

— Пулеметчик, к бою! — продолжал командовать Кравченко, не обращая внимания на призывные крики афганцев. — Бурхонов, целеуказание!

Сержант намотал на локоть ремень автомата, вскинул его к плечу и дал длинную очередь в то место на склоне, где мелькнул странный блик. Это мог быть осколок стекла, какая-то хромированная железка, отлетевшая от легкового автомобиля после взрыва год или больше назад. Много чего могло вот так блеснуть на солнце. Но это мог быть и оптический прицел снайпера, и стекло бинокля душмана. Поэтому лучше перестраховаться и попусту не рисковать.

Столбики пыли на дальнем склоне взметнулись и поплыли, плавно опускаясь на дорогу. И тут же крупнокалиберный пулемет гулко ударил, разбивая в пыль камни и разметывая кустарник на склоне 14,5-мм пулями. Пыль поднялась столбом. Два первых бронетранспортера сразу остановились. «Сарбосы» открыли беспорядочный огонь. Со склона посыпались камни, потом покатились два тела моджахедов, полетели с обрыва ручной пулемет и РПГ.

Но тут же по колонне ударили автоматы и пулеметы другого отряда душманов.

— С брони! — рыкнул Кравченко и с автоматом в руке спрыгнул на дорогу, прижимаясь к массивному колесу бронированной машины. — Ложись!