Их свадьба состоялась против её воли, Ольшанский был должен Павлу Владимировичу денег, и последний ловко использовал это, пообещав старику забыть о долге. Сразу, через месяц после знакомства состоялось венчание, а спустя некоторое время имение Ольшанских сгорело при пожаре, погибли родители Дашеньки, власти были уверены в поджоге, но виновного так и не нашли.

Надо отдать должное князю, с женой он обращался хорошо, одаривал подарками и вниманием, в общем, вел себя как обычный влюбленный мужчина. Но, к несчастью, Дарья оставалась по отношению к нему все такой же холодной, и вскоре, устав от жены Соболевский вернулся к прошлой жизни, правда теперь, он раз в неделю исправно посещал родное поместье, для исполнения супружеских обязанностей. В надежде, что жена забеременеет и тогда изменит свое отношение к нему, но долгожданной беременности все не наступало. И теперь Соболевский с чистой совестью заводил романы на стороне. Во всех его начинаниях и интрижках участвовал его лучший друг, Петр Николаевич Потоцкий, такой же повеса и хитрый лис, как и он сам. Их обоих связывали карты, оргии и общие женщины. На то время Потоцкий овдовел и у него рос сын, всецело порученный нянькам и мамкам. Разгульная жизнь привела к тому, что кошельки обоих друзей начали быстро худеть, и вскоре опустели, заставив их влезть в долги.

Особым патриотизмом оба друга не отличались и были завербованы французским шпионом Франсуа Де Руа. Теперь в кошельки Потоцкого и Соболевского потекли монеты и ассигнации. Оба вращались при дворе, оба имели возможность информировать француза, за что получали совсем немало. Далее все усложнилось и Потоцкий, который носом чуял войну с Пруссией, занялся изготовлением фальшивых документов. Затем начались облавы и обыски иностранцев, после приказа об аресте, Де Руа нашел убежище в доме Соболевского, откуда по фальшивым документам планировал бежать заграницу.

И тогда произошло то, чего Павел не мог себе даже представить в страшном сне. Между его юной женой и французом возникла страсть, о которой сам князь даже не подозревал. А слуги, которые не жаловали хозяина, молчали, храня верность молодой госпоже.

Француз исчез через несколько месяцев так же внезапно, как и появился и больше не вернулся. Павел тоже отсутствовал долгое время, а когда приехал в очередной раз у Дашеньки уже был заметно округлившийся животик, но сама она нисколько не радовалась, а напротив, изменилась ужасно. У женщины был безумный затравленный взгляд, она боялась Павла до смерти, опасаясь, что кто-то из слуг выдаст ее. А сам князь был несказанно рад, казалось, он даже не замечал легкого помешательства своей жены, списывая все на ее нынешнее положение. Теперь, он почти все время проводил дома с Дашей. Хотя та оставалась молчаливой и почти не разговаривала с мужем. Он задаривал женщину подарками, холил и лелеял, забросил даже игры, в карты пытаясь, стать образцовым мужем.

В доме готовились к рождению младенца. И он вскоре родился, точнее она. Маленькая, золотоволосая копия отца француза. На князя было страшно смотреть, он как раз вернулся из поездки, радостная новость обрушилась на него на пороге доме, но уже спустя несколько минут он вышел из спальни жены с бледным лицом и безумно вращающимися глазами.

А через несколько дней деревенские рыбаки выловили труп молодой хозяйки из реки. Она утопилась ночью, когда все слуги спали, никто не слышал, как княгиня вышла из дома, ее унесло бы быстрым течением реки, но тело зацепилось за коряги. На шее у женщины висел кожаный мешочек, в котором обнаружили письмо. Прощальное, на французском, адресованное ее единственному любимому, который забыл о ее существовании.

Павел прочел послание в глубоком молчании, не отходя от тела, лежащего на песке, тела, которое он не удостоил даже взглядом, ни один мускул не дрогнул на его окаменевшем лице. Никто так и не узнал, что было написано в том послании, князь бросил его в камин. Затем резко обернулся и сиплым голосом прохрипел

– Все вон!

Князь развернулся и ушел в библиотеку.

К телу жены он больше не подошел, и к ребенку тоже. За одну ночь после смерти жены Павел постарел лет на десять, поседел в висках. Запил.

Пьяный князь лютовал несколько ночей напролет, забил до полусмерти троих крепостных только за то, что несчастные осмелились восхищаться синими глазами малышки, а потом ворвался в детскую и долго смотрел на ребенка, сжимая кинжал дрожащими пальцами.

– Не дури, князь. Брось кинжал.

– Колька! Сукин сын!

Лезвие со звоном упало к ногам князя и мужчины сжали друг друга в объятиях.

– Не ждал? Да, вернулся обратно. Призвали на родину. Соскучился по России-матушке, по святой земле. Надоели рожи варварские. По речи родной истосковался. Прослышал, что ты творишь и решил наведаться увидеть лично, не поверил сплетням.

Павел посмотрел на колыбель и повернулся к другу.

– Не моя она, нагуляная. Как с таким позором? А друг, как? Дашка, сучка, утопилась за своим французом, и на меня ее бросила. На кой дьявол мне чужой ребенок?

– Ты, остынь, Паш. Охладись немного. Чужая не чужая не знает этого никто, свечку чай не держали, да и ты приезжал домой исправно раз в месяц. Так что может и твоя она.

– Не моя. Глаза у нее его блядские, ведьминские и волосы видал? Все как у проклятого сучьего потроха, которого ты приволок в мой дом, Коля, ты! Мать твою!

– Бабка твоя, Афросинья тоже блондинкой голубоглазой была, если память мне не изменяет. Угомонись. Я тебе, Паша, вот что скажу племянник мой осиротел. Засватаю дочь твою, земли объединим. Слышал упадок у тебя и долги непомерные. Соглашайся, Пашааа, бумажки подпишем, и я тебе кредит выпишу. Долги погасишь.

– Хитрая ты лиса, Потоцкий. Ох хитрая. За сыновей не сватаешь, а племянника подсунул мне. Тебе какая выгода? Только не заливай мне о благородстве, я твое благородство показное увидел, когда ты французишку мне подсунул, не сказав, что эта мразь шпион.

– Ты, Паша говори да не заговаривайся. Пошли водочки выпьем, утрясем сделку и все довольны.

***

– Ты вначале карты раскрой, а потом и утрясем.

– Колька осиротел, а он совершеннолетний уже, земли у него под Петербургом и наследство. Вот сосватаю его за дочь твою, а ты с приданого мне земли отпишешь, Паша, и все сыты и довольны.

– Значит моими руками разжиться решил, да?

– Общими. Ты мне поможешь, а я тебе. Банкрот ты, Паша. Кредиторы скоро с молотка пустят и поместье твоё, и имущество. Говорил