Стажа, следовательно, нет. Пенсия минимальная. Большую ее часть приходится платить за услуги ЖКХ. Так ей что, следовало меня бросить, чтобы себе пенсию зарабатывать? Это называется социальной справедливостью? Не могу согласиться с этим, как и с современной трактовкой патриотизма. Нам нашли врага, чтобы мы с ним сцепились, внушают, что мы за Родину должны выступать. А в действительности воевать приходится за большие деньги тех особ, которые нами правят. Мне это как-то совершенно не по душе.

— Это вы тоже в той телепередаче высказывали?

— Высказывал, — подтвердил подполковник.

Мне импонировала его армейская прямота.

Виктор Федорович не боялся показаться неудобным собеседником. Он вообще не желал никого и ничего бояться. Наверное, с таким человеком трудно говорить. С прямыми и честными людьми всем и всегда общаться не так-то просто. Даже я, слушая его, испытывал некоторое смущение, поскольку к таким разговорам не готовился.

— Я лично вас понимаю. Они, которые против вас дело возбуждают, тоже, думаю, соображают, что к чему. Но это идет вразрез с мнением, навязываемым обществу. Вот потому некоторые личности и пытаются шить вам уголовное дело, хотя не имеют практически никаких фактов против вас. Значит, вопрос сводится к тому, чье мнение больше устроит неподкупного, сурового, но справедливого судью.

Скоморохов улыбнулся. О судьях он думал, как я понял, верно. Виктор Федорович вполне резонно предполагал, что если дело дойдет до суда, то оно может закончиться для него крупными неприятностями. Это я понял по его чуть-чуть виноватой улыбке. Вину он, скорее всего, чувствовал перед Аглаей Николаевной. Сам только что говорил, что ей на свою пенсию прожить будет невозможно.

Но реального выхода из ситуации Скоморохов, как мне показалось, найти не мог.

— Но что-то ведь нужно предпринимать, — очень легко, как подсаживают на остановке старушку в трамвай, подтолкнул я его.

— Вы, капитан, предлагаете мне сходить в церковь, исповедаться перед священником, крепко выпившим крови Христовой, то есть кагора, а потом провести пресс-конференцию и оклеветать на ней тех людей, которые, не чувствуя удовлетворения от существования в своей стране, уехали искать правду в далекие края, чтобы жить по ней. Так? Думаете, тогда от меня эти следователи отвяжутся?

— Сомневаюсь, что отвяжутся. Они будут искать новую причину для преследования. Инерция у них такая. Я же предлагаю другой выход. Действия иного порядка. Встречный курс.

— Я слушаю. Честно скажу, что пока не вижу реального выхода.

— Нужно найти и поймать того негодяя, который организовал эти взрывы.

— Вы же сами только что говорили, что и тогда не отвяжутся. Будут искать повод, устраивать провокации. Это их привычная работа.

— Значит, вам необходимо будет проявлять осторожность, сдержанность в высказываниях и в действиях. Вполне привычная для разведчика ситуация.

— Хорошо. Пусть будет так. А как искать-то? Я, мне кажется, совершенно непригоден к подобной работе. Я диверсант, не более того.

— А меня Александра Радимова из уголовного розыска прозвала капитаном частного сыска. Следовательно, я возьму на себя всю работу детектива. Ваше дело будет состоять только в том, чтобы помогать мне советами и давать консультации по каким-то конкретным вопросам, если таковые возникнут.

— Согласен. А что, против меня уже возбудили уголовное дело?

— Против вас, товарищ подполковник, нет. Дело возбуждено по факту взрывов. Но вы пока считаетесь основным подозреваемым. Знаете почему?

— Мне только намекали на то, что мотивом тут является квартира Елены Анатольевны. Вы в курсе насчет этой драгоценности на Тверской?

— Да, я в курсе. Но против вас пытаются выставить и привязать к делу еще две улики, пусть и не существующие, не доказанные.

— Какие именно?

— Во всех посылках в качестве уплотнителя использовались центральные газеты. Вы понимаете, почему именно такие?

— Чтобы было трудно сделать привязку к местности, где кто-то изготовил взрывные устройства. Об этом не трудно догадаться даже школьнику.

— Но в той посылке, которая не взорвалась, была одна газета — «Комсомольская правда» — со вкладышем для нашей области. Есть в ней такой.

— Знаю. Я «Комсомольскую правду» с лейтенантов выписываю. Иногда даже читаю. Хотя в последние годы и не регулярно. Газета, как и наше общество, изменилась до неузнаваемости. Но это не имеет отношения к нашему вопросу. Тут поражает другое. Неужели они думают, что военный разведчик мог бы так глупо проколоться?

— Я так не считаю. А они наверняка могут.

Но тут Виктор Федорович все же показал, что он настоящий опытный военный разведчик. Он сразу заметил то, на что раньше обратил внимание и я.

— Необходимо посмотреть на верхнее поле газеты на первой странице. Там почтальон всегда пишет номер квартиры, чтобы знать, в какой почтовый ящик газету опускать. Есть там номер?

— Я не знаю. Про это мне ничего не сообщали.

— Если нет, то газета куплена в киоске.

— Я думал об этом. У нас с вами мысли одинаково движутся.

— Это приятно. Значит, я еще не совсем постарел. А вторая улика? Вы говорили про две.

— Вторая вообще, на мой вкус, не улика. При изготовлении взрывных устройств использовался состав С-4…

Подполковник покачал головой и заметил:

— Серьезная штука.

— Серьезная. Ваша, товарищ подполковник, последняя командировка на Северный Кавказ закончилась уничтожением нескольких бандитских схронов, где находился, в частности, этот самый состав. Следователь ФСБ предполагает, что вы «имели возможность» — это цитата, так у них в документах прописано! — похитить часть взрывчатки.

— Идиотизм! — воскликнул Скоморохов. — Я этот схрон в глаза не видел. А акт на уничтожение только утверждал. Резолюцию в верхнем углу наложил. Вот и все. Мое отношение к базам бандитов на этом закончилось. Такова обычная практика, и не мне ее менять. Уж в ФСБ-το должны были это знать.

— Я так и предполагал. Но они делают вид, что не знают. В бытность свою командиром роты я несколько раз уничтожал подобные схроны. Командир сводного отряда при этом ни разу не присутствовал. Он только накладывал резолюцию на акт, как и вы. Да, такова общепринятая практика. Один раз даже я сам на уничтожение не ездил. Этим занимался командир взвода.

— Такие моменты в ФСБ считают уликами?

— Если других нет, цепляются за то, что есть.

— Понятно. Если переходить к конкретным действиям, то чем я могу быть полезен капитану частного сыска?

— Мне нужно хотя бы несколько газет, на которых почтальон пишет номер квартиры. К вам один и тот же приходит?

— Одна. Пенсионерка. Пожилая женщина.