Эллингтона дома не оказалось, и они одни коротали время за чаем и приятной болтовней. Она была прелестна — подвижна, энергична и в то же время по-детски прямодушна.

— Знаете, мы ведь получим огромные деньги из-за смерти несчастного мальчика, — призналась она Ривеллу. — Наверно, ужасно думать о таких вещах, пока его даже не похоронили, но трудно удержаться. Понимаете, мой Том — его самый близкий родственник, и наследство просто некому больше принять. Так что мы теперь станем богатыми людьми.

Ривелл изобразил вежливое удивление:

— И тогда вы уедете из Оукингтона?

— О, я очень надеюсь! Знаете, быть женой школьного эконома — это не слишком весело…

Вскоре появился Эллингтон в довольно мрачном расположении духа. Для человека, который получит в наследство, будь то благодаря случайности или злонамеренности, сто тысяч фунтов стерлингов, он выглядит слишком хмуро, подумал Ривелл.

Эллингтон церемонно пожал руку Ривеллу, после чего рухнул в самое удобное кресло, а когда жена подала ему чашку чая, заявил, что чай плохо заварен. Ну и зануда, подумал Ривелл. Съев кусок кекса, Эллингтон стал более разговорчив, но лишь для того, чтобы словами излить желчь, которая, видимо, накопилась в нем.

— Бог ты мой, завтра Актовый день! — бормотал он. — Сам черт не знает, что произойдет — отменяется ли празднество или нет. Никакой подготовки, никаких распоряжений, все летит в тартарары… А уж про дисциплину в школе и говорить нечего — просто базар!

Он с бульканьем выпил полчашки чая.

— Мальчишки решили, что, раз случилось несчастье, сейчас им все дозволено! Я застукал нескольких учеников поздно вечером, уже после отбоя, в спортзале, и что вы думаете они мне заявили в качестве оправдания? Они, дескать, пошли в бассейн потолковать с Уилсоном!

— А тебе не кажется, что это вполне простительно? — с некоторым укором спросила миссис Эллингтон мужа.

— Нет, совсем не кажется.

Ривелл деликатно вмешался:

— Я совершенно согласен, что в бассейне есть на что посмотреть. И мне кажется, что нужно было запереть и опечатать дверь в зал сразу после того, как обнаружили труп, и никого не впускать туда без специального разрешения. Как можно теперь восстановить картину происшествия, если туда ходят толпами и каждый ведет себя там, как в ярмарочном балагане?

Эллингтон свирепо глянул на него:

— Ага, восстановить картину, говорите? Что вы имеете в виду? Вас не устраивает мнение Мерчистона? И директора — тоже? Не понимаю, что еще нуждается в восстановлении, как вы выразились! И все же да, вы правы насчет любопытных — их слишком много. И вообще всего слишком много — сплетен, болтовни… Вся школа только об этом и думает. Я и сам весь день с утра до вечера говорю с людьми об одном и том же.

— Понимаю вас, вы ведь, кажется, оказались в центре внимания… — вкрадчиво заметил Ривелл.

— Да я даже в город не могу выехать, чтобы меня кто-нибудь не остановил и не стал задавать идиотские вопросы! — прорычал Эллингтон. — Кретины, падкие до скандалов, вот кто они такие!

Больше из него ничего невозможно было вытянуть, и потому Ривелл откланялся раньше, чем намеревался, жалея, что оставляет миссис Эллингтон в одиночку выслушивать потоки ядовитых упреков, сотрясавших воздух.

На прощанье она сказала Ривеллу, провожая его до крыльца:

— Вам нужно обязательно зайти к нам еще раз перед отъездом…

Это не могло означать иного, как: «Пожалуйста, придите еще раз…»

Доктор Роузвер был за ужином весел и радушен. Хотя на его лице порой отражалась некоторая напряженность, которая тут же исчезала, но ему вполне удавалось развлечь своего гостя. Ривелл, конечно, хотел бы побеседовать о несчастном случае в бассейне, но, поскольку директор увлеченно высказывал свои соображения по поводу красот восточного фарфора, Ривелл невольно вынужден был отдать должное самообладанию Роузвера. Подумать только, это тот самый человек, который несколько месяцев назад испытал нервный срыв при первой трагедии!

Но к концу ужина речь все-таки зашла о последних событиях в Оукингтоне, и Ривелл, пользуясь возможностью, попросил разрешения посещать бассейн когда ему понадобится.

Роузвер, казалось, был скорее удивлен этой просьбой, чем заинтригован.

— Ну конечно, конечно, когда пожелаете… Я полагал, что вы уже побывали там, разве нет?

— Да, я ходил туда. Но мне хотелось бы еще раз проверить некоторые моменты, причем в одиночку и ночью.

— Ну что ж, хорошо, я дам вам свои ключи. Боюсь только, что вы там не обнаружите ничего интересного…

— Все-таки я хотел бы осмотреть место происшествия. И еще один вопрос… Мне неудобно беспокоить вас, но я помню ваше обещание о содействии, и только поэтому… Не мог бы я увидеть… э-э-э… гм… тело?

Роузвер попытался улыбнуться, но улыбка получилась довольно кислой.

— Вы считаете, что это необходимо для вашего расследования? Ну что ж, я не откажу вам, иначе вы, грешным делом, подумаете, будто я хочу притормозить ваши изыскания… Однако вы должны понимать, что нельзя ничего брать или трогать. На этих условиях я согласен. И готов пойти с вами туда прямо сейчас. Уже стемнело, и мы не станем привлекать внимания.

Итак, в половине одиннадцатого накануне Дня выпускников в Оукингтоне Ривелл и доктор Роузвер совершили паломничество в спортивный зал школы, на время превращенный в морг… Доктор отпер дверь в одну из раздевалок. Ривелл отдернул простыню с тела и в мутноватом свете электрической лампочки увидел то, что осталось от Вилбрема Маршалла, некогда старосты Оукингтонской школы. Одного взгляда было вполне достаточно. Директор вообще отвернулся.

— А теперь, — сказал Ривелл директору, когда они вышли из зала, заперев дверь, — я больше не стану вас беспокоить, если вы одолжите мне на время ваши ключи от бассейна.

Роузвер отцепил ключи от связки и передал Ривеллу почти отеческим жестом:

— Что ж, предоставляю вам право действовать самостоятельно… У меня есть масса неотложных дел, которыми мне надо заняться до ночи. Можете налить себе виски, когда отправитесь спать, даже если я уже буду в постели, хорошо? Не стесняйтесь. Всего доброго.

Ривелл отпер дверь плавательного зала и прошелся раз-другой вдоль бассейна. Вот и все. Он увидел то, что хотел увидеть, и был очень горд тем, что его предположение оправдалось. К тому же он услышал именно то, что ожидал услышать.

Наверно, это был самый необычный Актовый день в Оукингтоне. Если бы трагедия произошла немного раньше, то юбилейный Актовый день можно было бы перенести. Но за сорок восемь часов, когда распоряжения сделаны и все приглашения высланы, празднование уже нельзя было отменить. Конечно, церемонии будут приведены в соответствие с трауром, — впрочем, не очень-то строгое соответствие, чтобы позволить молодежи немного повеселиться и развеять мрачную атмосферу после случившегося.