Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она раньше когда-нибудь так делала? – спросила Аделина.
– Никогда, – ответила Нэнси.
– Думаешь, с ней что-то не так? О боже… она что, заболела?
– По-моему, все с ней в порядке, – заметил Берни, и на него устремился взгляд огромных черных глаз. Впервые за все это время Принцесса пришла в движение по собственной воле, но как именно это выглядело, объяснить довольно сложно. Ее маленькие лапки вроде как быстро шевелились, словно она бежала трусцой, но шла она с ужасающе медленной скоростью. Вот она дошла до края асфальтовой дороги…
– Только не ходи по земле, Принцесса, – сказала Аделина. – Она вся грязная.
…и продолжила путь, обогнула пыльное растение с мясистыми листьями – у которого лично я непременно задрал бы заднюю лапу – и остановилась почти у самого Порше. Несколько секунд Принцесса его рассматривала, а потом посеменила назад, да так быстро, что ее лапки так и мелькали в воздухе. А ее глаза… мне кажется, или в тот момент они были полны беспокойства? Когда она вернулась на асфальт и остановилась рядом с Берни, мне почти стало ее жаль – дико звучит, да? Принцесса же, не сводя с Берни вновь опустевшего взгляда, присела.
– Хорошая девочка, – похвалила Аделина.
По асфальту начала растекаться желтоватая лужица. Она становилась все больше и больше, достигая воистину удивительных размеров. Запах был – и я это признаю – восхитительным. Но это было не главным. Главным было то, что желтоватая лужица расширялась очень быстро и быстро достигла ботинок Берни – черных кожаных туфель, которые тоже обладали очень интересным запахом, к слову говоря. Но сейчас мы не об этом. Сосредоточимся на расплывающейся по асфальту луже – целому озеру – и тому, как Принцесса все это время неотрывно смотрела на Берни.
– Долгий полет, – сказал он, отступая в сторону.
Тут Принцесса проделала кое-что, чего я прежде никогда не видел. Все еще присев на задние лапы, ни на секунду не прерывая льющийся из нее поток, она по-крабьи двинулась в его сторону.
– Кажется, вы ей понравились, – заметила Аделина.
– Определенно, – согласилась Нэнси.
– Ну, кхм, – Берни сделал еще один шаг в сторону, поднял ногу и оглядел подошву – и да, она была мокрой.
В конце концов Принцесса иссякла. Она выпрямилась и спокойно встала, почему-то высунув розовый кончик своего крошечного языка.
– Может, побалуем нашу маленькую звездочку? – сказала Аделина. – Есть кусочек бекона?
– Я немного беспокоюсь о ее весе, – ответила Нэнси. – Все-таки выставка совсем скоро.
О весе? Да у Берни под кроватью были клубки пыли, которые весили больше, чем Принцесса.
– Один кусочек не повредит, – решила Аделина. – У нее был трудный день.
Нэнси достала из кармана кусочек бекона. Отличный был бекон, толстый и ровный, я такого никогда не видел. Она подошла к Принцессе, держа на вытянутой руке лакомство и улыбаясь, и зубы у Нэнси тоже были отличные – крупные и белые. Принцесса так и стояла, неподвижно замерев. Единственное усилие, которое она сподобилась сделать – это слегка приоткрыть пасть, когда Нэнси поднесла к ее морде бекон.
А что касается меня… как бы это объяснить? Фактически произошло вот что: я вдруг очутился в воздухе, уши прижаты назад, лапы вытянуты в прыжке; и на полном ходу вырвал из рук Нэнси бекон – как раз в тот момент, когда она вручала его Принцессе. Возможно, я сбил Принцессу на землю – но совершенно случайно. Да вообще вся эта история была чистой случайностью.
А что касается кусочка бекона – он оказался просто великолепен на вкус.
Дальше я помчался по взлетно-посадочной полосе, одним махом проглотил бекон, и остановился у колеса самолета, чтобы задрать заднюю лапу. Без понятия, зачем я это сделал – никакой срочной нужды у меня не было, но чувство было приятное. Все же любят, когда им приятно? Или я чего-то не понимаю?
Глава шестая
Были в моей жизни времена, когда я чувствовал себя плохо. Например, когда один бандит по имени Гулагов запер меня в клетке; или когда Леда собрала все вещи Чарли и увезла его – и теперь мы видели Чарли только иногда, по выходным и праздникам; или когда я был еще щенком и жил вместе с торговцем наркотиками, который имел привычку пинать меня каждый раз, когда в жизни у него что-то не складывалось. Но, кажется, хуже чем в тот день я себя не чувствовал – сразу после того небольшого инцидента с беконом, когда я стоял на взлетно-посадочной полосе, все еще задрав ногу у колеса, и вдруг услышал, как Аделина говорит: «Вы уволены».
Мы уехали с аэродрома. Как и обычно, я ехал на переднем сидении, но теперь я не сидел, смотря прямо перед собой, как делал это всегда. Вместо этого я лег на кресло, свернувшись калачиком и отвернувшись к двери. Не слишком удобная была поза – металлический жетон ошейника больно впивался мне в шею, но я решил: ну и пусть. Нас сняли с дела, и все из-за меня.
Через некоторое время Берни наклонился и поправил жетон. Затем он скормил проигрывателю диск, и вскоре из динамиков заиграла Билли Холидей. Берни обожал Билли Холидей. Он переключал треки, пока не началась «Если бы ты была моей» – в последнее время это была его любимая песня. Он принялся подпевать – Берни вообще очень приятно поет, я уже рассказывал? – и прибавил звук, когда ближе к концу заиграла труба.
– Тебе ведь тоже нравится этот проигрыш, а? – сказал Берни.
Да. Он мне очень нравился. При звуках этой трубы во мне что-то очень живо отзывалось.
– Рой Элдридж, – продолжил Берни. – Его называют Маленьким Джазом, понятия не имею, почему. Может, хм-м-м… О! По аналогии с Луи Армстронгом, наверное, которого называют Большим Джазом? Наверное, в этом дело?
Я понятия не имел, о чем вообще говорит Берни. Кроме того: две тысячи в день! Они нам были нужны. Наш бюджет – одна сплошная неразбериха, как вообще можно было думать о чем-то, кроме этих двух тысяч в день? Две тысячи в день! И все эти дни, когда мы должны были работать над делом – не уверен, сколько именно. Но Берни, похоже, совсем не думал о деньгах. После того, как «Если бы ты была моей» сыграла в тридесятый раз – а это много –