крушение авторитетов. Столичные демократические веяния с трудом докатились и до нашего провинциального города, замшело-консервативного Глинска. Несколько самых недальновидных начальников полетели со своих кресел, но «Турбины» это никак не коснулось. Там, как сидели эти, так и остались на своих тёплых насиженных местах. Рыночной экономики не понимали, поэтому ненавидели любые перемены, привыкли лишь выполнять команды вышестоящего начальства и распределять блага. После того как министров в ходе перемен пощипали и им самим было велено налаживать производство и сбыт, руководители «Турбостарта» сосредоточились исключительно на присвоении, то есть приватизации, заводского имущества.

Нашего Воробушка, в силу его незначительности, всё это никак не касалось, но на волне политической смуты парня выбрали на демократических выборах в местный районный совет. Общественная должность не изменила его жизни. Он продолжал работать поммастера. На заседании своего районного совета был всего раз, когда получал удостоверение депутата.

– Прихожу, – рассказывал Воробушкин, – а там все бывшие. Вместо того чтобы чем-то полезным для избирателей заниматься, они всё заседание проклинали реформы, делили портфели и льготы. На меня, как на чужого, ноль внимания.

И всё равно – депутат. Вова об этом помнил и честно вникал в жизнь района. Прибился к таким же, как он сам, общественникам. Их на весь город оказалось человек двадцать. Вместе строили планы, как улучшить жизнь в городе. Воробушкин изучал новые законы и даже поехал в столицу перенимать передовой опыт. Его избирателям, ясное дело, всё это было безразлично. Столкнувшись с новыми рыночными реалиями, нет чтобы за дело взяться, они заплакали о прежних благословенных советских временах, когда всё давали и где начальники были хорошие.

Вот поэтому через некоторое время Воробушек махнул рукой на своё депутатство, которое дало ему лишь скромное удостоверение…

2

В то же самое время начальство «Турбостарта» видит, что общество инертное, а тут такие рыночные возможности открылись, грех не воспользоваться. Налаживать новые производства и учиться работать на международных рынках в их планы не входило. Тут талант и умение нужны. Другое дело – утащить в карман то, что от советского времени досталось. Вот и потянули в свои закрома всё, что под руку попадалось. Начали с цеха пошива нижнего белья. Сейчас трудно объяснить, каким чудом на машиностроительном предприятии могло возникнуть это странное производство. Просто советское правительство на своём излёте приняло специальную программу повсеместного производства ширпотреба. Вот и здесь стали между делом шить трусы. Кстати, нижнее бельё продавалось лучше, чем эти их локомотивы. Поэтому начальство сразу прибрало швейку к рукам. Очень быстро загубили и турбинную технику, и швейку в придачу. Трусы шить тоже надо уметь. А что говорить про сложные машины?!

Дальше внимание начальников переключилось на недостроенную десятиэтажку. Две сотни работников «Турбины» ждали заселения, а у руководителей завода появились на этот счёт свои планы. Ведь у каждого из них дети, родня, друзья, любовницы… Тормознули приём дома в эксплуатацию и стали потихоньку изгонять очередников с завода, бумажками зашелестели. В общем, принялись приватизировать и это добро. Если потом продать квартиры в центре, то какие деньги можно поднять!

Понятное дело, когда у работников предприятия из-под носа стали уходить долгожданные квартиры, начался бунт. Время, повторюсь, было горячее. Языки развязали, демократия вроде бы. Хотя ветра́ уже вовсю дули в другую сторону.

Сначала, как издавна повелось, очередники писали во все инстанции: губернатору, прокурору, по столичным адресам, чуть ли не в ООН. Ответом было молчание.

Тогда пошли на захват. Заселились в пустые квартиры без электричества, канализации, воды и газа. Отходы своей жизнедеятельности выносили вёдрами во двор. Когда появилась милиция, забаррикадировались. Женщины и дети подняли вой на весь город. Две недели длилось противостояние. Жители держали круговую оборону, а милиция не решалась атаковать, ещё оставались кое-какие принципы. Тщетно в разных кабинетах очередники искали правду. Дирекция «Турбины» постепенно усиливала своё давление на смутьянов, грозила массовыми увольнениями. И тут уж выбирай: если добровольно не откажешься от квартиры, то потеряешь работу.

Вот в это время возле дома появился наш Воробушек. Представился депутатом, тогда его пропустили к «оборонцам». Те схватились за парня, как за последнюю соломинку. Разочарование пришло, как только Вова предложил создать независимый профсоюз. В действенность жалоб они почему-то верили, а вот профсоюз… Так, баловство одно. Всё же на удивление нашлось несколько человек, которые послушали несерьёзного районного депутата. Так на «Турбостарте» возник один из первых в стране независимый профсоюз.

На следующий день Воробушкин появился в приёмной генерального. Секретарша сообщила директору, что пришёл и просит встречи помощник мастера Воробушкин.

– Не нужен, гони, – на лице заводского босса отчётливо читалось крайнее раздражение.

Когда ещё к нему так просто приходили поммастера, да ещё в неприёмные часы?!

– Говорит, что депутат.

– Чего?

– Нашего райсовета.

Стало видно, что начальник теряет терпение. Не желая его нервировать, секретарша испарилась, но через минуту показалось снова.

– Он по поводу дома. На одну минуту.

Для генерального это уже совсем другая тема. Мало ли, может, выслужиться хочет. Лакеев у нас любят.

– Только минута, – распорядился директор.

– Мне больше не надо, – Воробушкин положил на стол листок бумаги и маленькую брошюрку.

– Это что?

– Протокол о создании на «Турбостарте» независимого профсоюза и соответствующий государственный закон. С этого дня все увольнения членов профсоюза с моего согласия, – не задерживаясь, Воробушкин покинул кабинет.

В течение следующего дня произошло три события. Осаду дома сняли, и очередники стали получать ордера на квартиры. В профсоюз Воробушкина записалось около сотни работников предприятия. Лиха беда начало! Наконец самого Воробушкина приказом генерального уволили с завода. Естественно, незаконно.

3

Так началась его новая жизнь. Через проходную парня не пускали. Теперь Вова Воробушкин ходил по судам, отстаивая своё рабочее место помощника мастера на предприятии и первый в городе независимый профсоюз. Поочерёдно проигрывал районные и областные суды, все эти кассации, безуспешно спорил с прокуратурой. На чью-либо помощь в Глинске рассчитывать не приходилось. И его коллеги-общественники находились в подобном положении. Даже хуже. Одного убили, двое других покончили с жизнью, третьего посадили… С Вовой ещё мягко обошлись.

Зато он неизменно выигрывал верховные суды. Сейчас в это поверить трудно, но тогда демократичная Москва ещё держалась. Судебная круговерть занимала примерно два года. За это время, не имея доходов, Воробушкин превратился в нищего, семейные отношения трещали по швам. Дома психовали жена и дети. Но затем он получал солидный куш компенсации и последующие полгода жил вполне нормально. Но на «Турбостарт» всё равно не пускали. Восстановят по решению Верховного суда, выплатят все долги по зарплате и тут же опять увольняют! Не давали переступить проходную.