До аэропорта ехали в полном молчании. Таксист бросал на Илью понимающие взгляды и ухмылялся в усы. Аня готова была сквозь землю провалиться. Ситуация, какой и врагу не пожелаешь. Ей хотелось распахнуть дверцу и вывалиться на мокрый асфальт, и пусть бы такси неслось дальше к аэропорту, и пусть бы хлопала дверь, как сломанная дверца холодильника. А она бы откатилась к тротуару, закрыла бы голову руками, и лежала бы там, как последний осенний лист, и ждала бы, когда пройдет по улице подметальная машина и заметет ее в большой короб, полный других листьев.

Но ничего этого не произошло. Они в гробовом молчании доехали до аэровокзала – спасибо водиле, к самым дверям подкатил, и напоследок снова пробурчал про то, что дверцами хлопать не надо и так закроются.

Илья вытащил из багажника сумки. Их количество подсказало Ане, что Марина – не провожающая с сюрпризами, а вылетающая вместе с ее мужем в Мурманск.

Илья прятал глаза от Ани и от Марины.

Аня все-все поняла. Этим же рейсом в Мурманск летели и другие члены экипажа БМРТ «Атлантика». Они заняли два столика в кафе, пили коньяк, принесенный с собой, запивали его горячим кофе, жевали конфеты и галдели. Каждого из своих встречали радостными пьяными воплями.

– А вот и Илюха с Мариночкой! – заорал радостно рыжий громила с бородищей. – Давайте – давайте, братцы-кролики, к нашему шалашу! Рассказывайте, как в Питере погуляли?!

Тут рыжий увидел, что Илья не только с Мариной, но и еще с одной дамой, и, расшаркавшись, потребовал:

– Илюх! Что за незнакомка? Знакомь!!!

– Знакомьтесь: моя жена, Аня.

Повисла неудобная пауза. Рыжий почесал бороду. Вернее, расчесал, чтоб посимпатичнее лежала – именно так поняла этот его жест Аня. Еще она увидела, что Марине очень не понравилось это «моя жена».

«А что делать, миленькая? Нравится – не нравится, а я пока жена, хоть и в таком вот качестве. Но большой роли это уже не играет…»

Не играло это уже большой роли, так как точка стала просто неприлично большой.

Они тогда в аэропорту объяснились, насколько это было возможно. Илья отвел Аню в сторону и сказал, что в море почти у всех так.

– Все нормально, Илюш, не напрягайся, – прервала его Аня. – А что, собственно, нового она узнала? Ну, разве что имя – Марина. Симпатичное, кстати, имя. – Я ведь все понимаю. Не надо было с сюрпризами-то мне…

Марина поедала их глазами издалека, да и члены экипажа, похоже, не о погоде перешептывались, поглядывая на картину «Ужин пахаря в поле».

– Я поеду, Илья. – Аня дотронулась до его руки, одним пальчиком, чтобы только вернуть его в реальность. – Всего хорошего тебе!

Она резко повернулась и пошла к выходу. Обернулась только тогда, когда за ней закрылась тяжелая стеклянная дверь. Илья смотрел ей вслед, и в его взгляде она прочитала: «Ну и что ты со своими сюрпризами? Рада?»

Пока Илья был в рейсе, Аня подала документы на развод, и, когда он вернулся, ему осталось только дать добро, что он и сделал. И только он один знал, какой раздрай творился в его голове.

И только она знала, чего ей стоило пережить все это. Она впала в жуткую депрессию и практически завалила сессию: Аня училась заочно в педагогическом. Она дни и ночи напролет без сна лежала на диване лицом к стене, похудела, и подурнела, и хотела уснуть и больше никогда не проснуться. И из этого состояния ее не могли вывести ни сын, ни родители.

Помогла ей, как это ни странно, бывшая свекровь. Элла Михайловна приехала в Ленинград проведать внука, а на деле – просто пообщаться с Аней. Спинным мозгом почувствовала, что это самое правильное.

У нее получилось поднять Аню с дивана и вывести ее из ступора. Она постоянно оттягивала ее внимание на себя, раздражая Аню безумно. Знала ли она, что это раздражение явится самым главным лекарством, или просто природным чутьем поняла, что это так, но у нее получилось. Аня стала говорить, и общаться, и даже один раз поругалась с Эллой из-за какой-то мелочи.

Не было бы счастья, да несчастье, как говорится, помогло вернуться к жизни. Будто, как известный барон, взяла она сама себя за волосы и вытянула из болота. Но все равно долго все болело – и душа, и сердце, и что-то еще, что прячется под селезенкой и временами там екает.

В конце восьмидесятых в Большом Стрельнинском дворце случился пожар. Стены обгорели, а в Голубом зале рухнул плафон. И без того хронически больной «пациент» – дворец – совсем захворал. Сквозь разрушенную кровлю в царские покои той сырой зимой падал липкий холодный снег…

Нужных средств на ремонт у училища не было, но крышу над залом залатали как могли. Однако очень скоро училище стали выселять из дворца, а весь комплекс оказался под охраной ЮНЕСКО. Но это только на бумаге. На деле дворцу легче не стало. Ему куда проще жилось под охраной курсантов, которые по ночам сторожили дворцовые залы, запираясь в дежурке от шастающего по своим покоям привидения великого князя.

В девяностых годах дворцовые помещения начали сдавать в аренду. В одном крыле разместилось мебельное производство, а с той стороны, где произошел пожар, испортивший и без того обветшавшие стены, устроили автосервис, в котором при помощи лома и русского мата расковыривали старые иномарки, делая из трех одну.

В заросшем до неба старом парке по выходным было не протолкнуться: отдыхающие из города ехали в Стрельну до кольца трамвая номер тридцать шесть, с бутылками, стаканами, салатами в тазиках и замаринованным мясом в кастрюлях. Граждане выбирали место с костровищем или заводили для этих целей новое. Разжигали костер, жарили шашлыки, пели под гитару бардовские песни и бегали справлять большую и малую нужду под каменные своды подвалов Большого дворца. Говорят, были и человеческие жертвы. Рассказывали какие-то невероятные истории про то, как кто-то, ужравшись до состояния нестояния, спускался в винные погреба подальше от людских глаз, да так и пропадал где-то в гулких пустых лабиринтах, не найдя выхода. Скорее всего, это были лишь байки, но зато какие! Эти байки привлекали к дворцу все больше и больше любопытных, искателей приключений и копателей, которые мечтали найти клад проворовавшихся камердинеров и дворецких. Если по-тихому, то копать можно было даже средь бела дня: никто особо никого не гонял с неохраняемой территории.

А еще Стрельнинский дворец облюбовали расплодившиеся в огромном количестве сатанисты, которых привлекали таинственные подвалы. Там, под низкими сводами, разрушавшимися даже от громких слов, они проводили свои страшные обряды, и порой местные жители слышали по ночам жуткие крики и плач, доносившиеся из подвалов. А еще рассказывали, что ночами по парку бродят какие-то тени, подсвечивая себе путь факелами.

Скорее всего, все это было правдой, потому что полуобвалившиеся фасады дворца украсились жуткими надписями, крестами и красочно-кровавыми подтеками, а некогда светлые своды гротов, выложенные легким известняковым туфом, были закопчены до черноты жертвенными кострами.