Как-то Илья рассказал Ане про кактус, про то, что разговаривает с ним, что стал жутко сентиментальным, и она снова увидела в нем своего Илью, того самого. Но лишь на какое-то время.

Они стали другими. И в тот год, когда Игорь пошел в первый класс и Илья по стечению обстоятельств был на берегу, у них нашла коса на камень. Сначала они по очереди мучили ребенка воспитанием, а потом друг друга взаимными претензиями.

Наконец, устав от всего, Аня спросила мужа:

– Покровский! У тебя есть где жить? Я не пароход имею в виду, а здесь, на берегу?

– Найду, – равнодушно и устало ответил Илья.

– Ну, если все так просто, то давай на время расстанемся: поживи без нас. Прошу тебя! А там посмотрим!

– Хорошо! – без скандала согласился Илья. – Я сейчас уеду к родителям, а потом вернусь сюда, устроюсь и сообщу тебе адрес, если нужно. Ну, деньги, само собой, буду привозить.

Ане показалось, что Илья даже рад, что она сама все это предложила. Ни родителей, ни ребенка в известность ставить не стали. Зачем? Они и так в году были вместе от силы три месяца, поэтому никто и не заметит, что что-то изменилось в образе жизни.

Конечно, скоро Анины родители поняли, что не все благополучно в их королевстве, но у них было столько собственных проблем, что событие это даже не очень обсуждалось. Тесть Тимофеич по пьянке как-то обронил про Илью горько:

– Довели, суки! – Явно имея в виду жену и дочь, сказал: – И так выпить было не очень с кем, а теперь совсем осиротел!

И всплакнул.

Подросший Игорек, конечно, понимал, что между мамой и папой произошло что-то непоправимое, и страдал от этой родительской разобщенности.

Вообще, этот разрыв все переживали очень тяжело. Это был тот случай, когда и вместе не очень хорошо, и врозь тяжко. И друзья-знакомые не понимали, почему Аня и Илья вдруг стали чужими.

Он больше не останавливался в доме, где жила его семья. Прилетал из Мурманска, или из Москвы, или сразу откуда-нибудь из Буэнос-Айреса, звонил Ане и в тот же вечер приезжал к ним в Стрельну с подарками. Пил чай вместе со всеми, рассказывал, где побывал и что видел, играл с сыном, с удовольствием вникал во все его дела, а поздно вечером уезжал.

– Ты где живешь? – как-то спросила его Аня.

– На Петроградке. Снимаем с ребятами большую квартиру. У меня там комната. Да ты не переживай! Ань, меня все устраивает. Мой дом – море. А тут я всегда в гостях. Все нормально.

В тот приезд Илья особенно много общался с Игорем, исполняя все его желания. Он завалил его игрушками, книжками, каждый день возил то в планетарий, то в зоологический музей, благо у младшего Покровского, который учился во втором классе, были осенние каникулы.

В один из дней он приехал за сыном рано утром – они собирались на экскурсию в Кронштадт и на «Аврору».

– Не много для одного дня? – спросила Аня, собирая Игоря в дорогу.

– Я обещал, – сказал Илья. – Но у нас остался только один день, я завтра улетаю…

Он помолчал, будто решался что-то сказать. И решился:

– Аня! Может, Игорешка у меня переночует, а завтра я его привезу, когда поеду в аэропорт? – Илья просительно посмотрел на жену.

На жену? Или на бывшую жену?

Нет, все-таки на жену! Они ведь не разводились. И на мать своего сына.

– Нет и нет! И не проси! – Аня повысила голос. – Я не знаю, какие там у тебя условия, кто там еще живет, в этой твоей коммуналке! И вообще… Ребенок должен знать, что у него один дом!

Она была непреклонна.

– Ань! Просто у нас с Игорем большая программа, а у меня еще не собраны вещи. Можно, я тогда вечером хотя бы просто посажу его в электричку и он доедет один?

– Ну, вообще-то он один пока не ездит… – с сомнением сказала Аня.

– Вообще-то надо приучать парня к самостоятельности.

– Надо… – Аня подумала немного. – Хорошо! Но чтобы он приехал домой не позже семи часов вечера! Это принципиально.

– Отлично! Тогда мы поехали?

Аня поцеловала сына на прощание и закрыла за ними двери.

Игоря она стала ждать прямо с обеда, поминутно выглядывая в окно, хоть и понимала, что приедет сын только вечером. А как стемнело, Аня просто не отходила от окна. От платформы до дома – две минуты ходьбы, и дорожка освещена фонарями, и самостоятельно сын уже ездил не раз, в бассейн, например. Но все это днем. А так, чтобы поздно вечером, – ни разу!

Аня посмотрела расписание электричек и следила за ними по времени.

Поездом в 19:07 Игорь не приехал. Аня долго – до боли в глазах – всматривалась в приехавших из города пассажиров: мальчика среди них не было.

Следующий электропоезд прибыл в 19:30. И Игорь снова не показался на тропинке, ведущей к дому. Потом была электричка без двух минут восемь, но она прошла без остановки, как и значилось в расписании.

Аня уже не могла бездействовать. В голове были такие мысли, что от них становилось тошно и страшно. Она заламывала руки и раздумывала – куда звонить в первую очередь. Она проклинала себя за то, что не взяла у Ильи номер телефона этой его коммуналки.

– Анечка, ты так не дергайся. Может… – Аня не дала матери договорить, шикнула на нее так, что та не посмела больше ничего советовать. Только тенью стояла в дверном проеме и горестно вздыхала.

И вот, когда Аня уже готова была звонить в милицию, в прихожей раздался звонок. Аня сорвалась с дивана, зацепилась ногой за провод, и телефонный аппарат спрыгнул с тумбочки и заскакал, как сумасшедший, к порогу.

Аня едва не сломала ногти, открывая замок, а он, как назло, не хотел открываться, и за это время она чего только не передумала. Наконец, замок щелкнул, Аня толкнула дверь, и в полутемной парадной увидела немного испуганного Игоря. По глазам его Аня поняла, что он принес с собой Илюхину вину с извинениями за опоздание. Он испуганно переминался с ноги на ногу, прижимая к груди пакетик с гостинцами – конфеты, шоколадка, большой рыжий апельсин.

– Я в какое время сказала быть дома?! – срывающимся голосом крикнула Аня, и ребенок от ее крика сжался в комочек, голову опустил. Капюшон куртки с голубым искусственным мехом по краю скрыл его лицо, и Аня увидела, как на пакет с гостинцами из-под капюшона закапали слезы.

Она втащила Игорька в прихожую, бухнулась перед ним на колени, обнимала, целовала, чувствуя на губах его соленые слезки, и сама рыдала беззвучно, закусывая до боли губу.

– Прости меня, маленький, ладно? Прости! Я больше никогда… Слышишь? Никогда не буду… так…

Он кивал ей согласно, и все плакал горько, и не выпускал из рук прозрачный пакет с шоколадкой и апельсином.

Ночью Аня рыдала в подушку. Она убеждала себя, что плакала от стыда за то, что не сдержалась и наорала на ни в чем не повинного ребенка, а на самом деле это были совсем другие слезы. Совсем другие…