Указав далее, что все включенные в сборник статьи были помещены с дозволения цензуры в «Русском слове», что в своем роде, по части эстетики и критики художественной словесности, они отвечают общему направлению этого журнала, то есть его крайним отрицательным началам, писатель-цензор в то же время давал заключение не препятствовать выходу книги. «…Противного цензурным правилам в этой 3-й части сочинений г. Писарева нет, и она не может подлежать ни административному, ни судебному преследованию. Только на стр. 222 и 223 есть несколько строк, которые едва ли были на рассмотрении предварительной цензуры, иначе подверглись бы исключению. Издеваясь над Пушкиным за стих “Печной горшок тебе дороже, ты пищу в нем себе варишь”, г. Писарев спрашивает поэта: не в бельведерском ли кувшине варит сам он пищу и прибавляет, что, по справке у повара поэта, оказалось бы, что сын неба, то есть поэт съедает в один день столько, что стало бы рабу с семейством на неделю, что червь земли живет впроголодь, а сын неба жиреет и т. п.

Эти места, да еще два-три слова в пользу романа “Что делать?” вот все, что могла бы исключить из книги предварительная цензура. Все остальное затем, в статьях о Ключникове, Помяловском и графе Толстом, клонится к развитию взгляда автора на поэзию, которую он находит и признает только в созданиях, имеющих утилитарное и реальное значение, или же выражающих обличение и отрицание современного зла, предрассудков и т. п. Затем, все прочее признает мечтой и праздным занятием филистеров, то есть все стихи и прозу, содержащие в себе личные чувства авторов, или описания и типы, не представляющие строгих уроков обществу.

Софизмы, парадоксы, заносчивые претензии — суть отличительные, кидающиеся в глаза черты вообще сочинений Писарева, а этой книги в особенности, и потому, я полагаю, что книга не разрушит господствующих начал эстетической критики даже в глазах юношества и может быть оставлена без внимания».

Обо всех этих суждениях И. А. Гончарова Флорентий Федорович знать не мог. Но объективно следует признать, что и на этот раз верно улавливал движение мысли тех, от кого зависела судьба книги. Третью часть сочинений Д. И. Писарева публика получила без задержки.

Ситуация со второй частью оставалась по-прежнему неясной. До Писарева не добраться. Без него вносить исправления он не вправе. Значит, идти на отчаянный шаг — либо все пройдет безукоризненно, либо… Успех первой и третьей частей побуждал надеяться: а вдруг повезет?

2 июня 1866 года он получает готовые экземпляры второй части. Книга была отпечатана в количестве 2 тысяч 490 экземпляров. Тут же нужное количество экземпляров было доставлено в Петербургский цензурный комитет. И… на книгу сразу же наложили арест. Что же встревожило цензоров? В самом факте помещения в книге двух писаревских статей «Русский Дон-Кихот» и «Бедная русская мысль» они увидели признаки преступления, предусмотренного статьями № 1001 и № 1035 Уложения о наказаниях. Павленков свою защиту аргументировал тем, что обе статьи были впервые напечатаны еще в 1862 году в журнале «Русское слово» с разрешения предварительной цензуры.

— Да, это факт, — соглашался один из влиятельных и авторитетных цензурных деятелей Еленев, кому дали на рассмотрение вторую часть писаревских сочинений. — Но, во-первых, законодательство печати за это время претерпело изменение и издатель не мог удовлетворяться прежним разрешением. Во-вторых, независимо от вредного содержания означенных двух статей необходимо принять в соображение, что упоминаемые две статьи и окончание второй из них, не вошедшее ныне во вторую часть сочинений Писарева, были напечатаны в первый раз в февральской, апрельской и майской книжках журнала «Русское слово» за 1862 год, то есть именно в тех номерах, за которые последовало по Высочайшему повелению приостановление этого журнала на восемь месяцев, и что эти две статьи были в означенных книжках наиболее вредными по направлению, вследствие чего цензоры, допустившие их в печати, подверглись в свое время изысканию.

Почувствовав неладное, издатель усиленно хлопочет в цензурном комитете и в Главном управлении по делам печати. Однако никакими средствами ему не удается получить разрешения на выпуск этой части.

Павленков был не из тех людей, которые норовят в предчувствии беды спрятаться за чью-либо спину, хотя бы частично переложить ответственность на кого-либо. Наоборот, он спешит обезопасить товарищей. Так было и в момент задержки властями второй части сочинений Д. И. Писарева. Несмотря на то что с автором он согласовал включение в книгу всех произведений, хотя тот, как уже говорилось, не принял высказанных даже им поправок, Флорентий Федорович заявлял властям, что часть из помещенных в томе статей вошла туда без согласования с Д. И. Писаревым. И добавлял при этом: «Таким образом, вся ответственность за содержание этой книжки падает (в силу Высочайшего указа от 6 апреля 1865 года) на меня как на издателя».

Начинался один из самых громких на протяжении всего XIX столетия «Литературный процесс», вызвавший живую реакцию общественности. Самое важное, что Павленков выиграл его и добился разрешения выпуска книги, хотя и не без изъятий. Но об этом позднее…

Судьба второй части по-прежнему была покрыта тайной. Крайне медленно продвигалось дело в цензуре по этой подвергнутой аресту книге. Шел месяц за месяцем, Флорентий Федорович терял проценты с затраченного капитала, был лишен возможности пустить свои же деньги в новый оборот, начинать новые предприятия.

Но был ли издатель в растерянности? Одолевали ли его панические настроения? Вовсе нет.

— Я всегда возмущался невыдержанностью окружающих меня людей, — говорил Павленков Черкасову. — Начинать мы все большие мастера, а как доходит до развязки — так сейчас и на попятную. Раз навсегда мною положено, если начал, то и кончай, а то ни к чему было и приниматься.

Флорентий Федорович приучил себя не терять времени даром. Никаких эмоций, тем более хандры или уныния! Действовать, с удвоенной энергией продвигать остальные части сочинений Д. И. Писарева!

На очереди четвертая. Но здесь вновь проблема, которую можно решать только после общения с Дмитрием Ивановичем. Он включил туда свою резкую статью против «Современника». Но это полемика минувших дней! А «Современник» точно так же пострадал, как и «Русское слово». Зачем же ворошить старое? Зачем утверждать односторонность? Нет, с этим согласиться нельзя. Он был убежден, что тут и Дмитрий Иванович не станет противиться… Но надо ждать.

Придется в рекламных объявлениях объяснить публике, что четвертая часть будет выпущена, допустим, по техническим причинам после восьмой.

Итак, пятая часть. 21 июля 1866 года она и поступает в цензурный комитет. Туда вошли статьи по вопросам воспитания и образования — «Наша университетская наука», «Школа и жизнь», «Мысли Вирхова о воспитании женщин», «Погибшие и погибающие». У Флорентия Федоровича были опасения, что и этой части вряд ли суждено быть более счастливой по сравнению со второй. Но, как оказалось, после изучения ее цензором Загибениным цензурный комитет уже в тот же день отправил в Главное управление по делам печати отношение, в котором сообщал, что он «не нашел достаточных оснований ни к судебному преследованию книги, ни к ее арестованию». Правда, на всякий случай добавлялось, что автором статей является Д. И. Писарев, посему «комитет считает долгом ныне же представить отзыв об этой книге “на благоусмотрение” Главного управления по делам печати». При этом напоминалось, что «установленный трехдневный срок для выхода оной в свет наступает 24-го сего июля с ‘/г 1-го часа пополудни». В Главном управлении согласились с доводами цензурного комитета. А это означало, что книга цензуру прошла.