Вероника Станиславовна варила необыкновенный кофе с корицей, гвоздикой и чем-то еще, который полагалось пить из малюсеньких чашечек, и это было, в общем-то, правильно. Много такого кофе не выпьешь: сердце начинало бешено колотиться после нескольких глотков, хотя Танюшкины мама Айно и бабушка Хайми тоже любили кофе. Однако на силикатном заводе продавались только суррогатные напитки «Народный» и «Курземе», которые можно было дуть на ночь большими чашками, и на крепкий сон это ничуть не влияло.

– Какие у вас прекрасные волосы, Танечка, – отметила Вероника Станиславовна, потягивая кофе почти незаметными глоточками. – Вы пользуетесь особыми шампунями? Или промываете травяными настоями?

– Нет, что вы… В баню хожу раз в неделю, а там какие настои? Обычный шампунь из магазина, а мама вообще хозяйственным мылом голову моет, говорит, раньше и не знали ничего другого. И волосы у нее знаете какие…

Вероника Станиславовна долго и выразительно посмотрела на мужа все с той же полуулыбкой.

Прокурор Ветров до сих пор хранил молчание, только очень внимательно, не отрываясь, изучал Танюшку синими глубокими глазами, которые так хорошо сочетались с его стальной сединой. Конечно, Сергей походил на отца, особенно тяжелым волевым подбородком, он-то и рождал ассоциацию с Джеком Лондоном. Но глаза и волосы подарила ему Вероника Станиславовна вкупе с полунасмешкой в словах и во взгляде. Сергей даже в любви признался как-то полушутя: мол, вот ведь какая история вышла, втрескался я в тебя, Татьяна Брусницына…

Как же она будет жить в одной квартире с этим серьезным дядькой? Хотя тогда еще ничего не было решено наверняка. Сергей что-то говорил о жилищном кооперативе, который вроде бы уже строится, но некоторое время все равно придется пожить в этой огромной прокурорской квартирище, в которой можно запросто заблудиться. В общем, в тот самый первый раз Танюшке сделалось очень страшно. Ну а когда мама приехала со своими банками к Ветровым знакомиться, стало вдобавок непереносимо стыдно – за маму и за себя, потому что вдруг открылась их сермяжная бедность, сквозящая в каждой детали, в брошке с черными камешками на мамином кримплене, в грубых маминых руках и перелицованном вечном пальтеце. Хотя в СССР вроде бы все равны, и Сергей, наверное, тоже так считал, если решил жениться на девушке с силикатного.

Танюшка, конечно, понимала, что ей придется худо-бедно окончить университет, никуда не денешься. Без диплома она в семье Ветровых вообще не человек, но другие ведь как-то умудрялись учиться и одновременно рожать детей. И вот теперь, подгоняя ей по фигуре свадебное платье, мама тоже произнесла, как само собой разумеющееся, что у них будут дети. И наверняка подумала, что очень скоро. А Танюшке вдруг стало мучительно жаль расставаться с бедной, но веселой девической жизнью, в которой ей не приходилось притворяться, казаться лучше, чем она есть на самом деле. Здесь ей прощались плохие оценки, а грубоватые манеры вроде бы даже поощрялись. На силикатном заводе вообще уважали девушек, которые при необходимости могут отходить по морде.

Наконец примерка была окончена. Танюшка влезла в старенький халатик и устроилась у окошка на кухне, мимоходом подумав, что надо бы наконец расконопатить рамы, размочить и снять бумагу, которую клеили еще два года назад в преддверии суровой зимы, а потом так и оставили на лето и следующую зиму, потому что – ну что оно, лето? Чирк, и промелькнуло… Отхлебнув горячего чаю, она заметила, как соседская черная кошка возвращается с гулянки домой. Сперва прыгает на завалинку, потом на подоконник и, спружинив, залетает в открытую форточку. Обычный кадр жизни заводской слободки, но теперь стало жаль и этого маленького мгновения июня, и на глаза даже навернулись слезы.

Танюшка тут же прогнала хандру. Нашла о чем жалеть! Она наконец-то вырвется из заводских трущоб в настоящую жизнь. Разве не об этом она мечтала? Или что-то не так?

А вот что не так, Танюшка не могла объяснить даже самой себе. И все-таки свербела внутри какая-то заноза, набегала временами черная тень. Потому что так, наверное, не бывает, чтобы все складывалось очень уж хорошо, это значит, что потом будет плохо. Танюшку не радовали янтарные сережки, которые Сергей подарил ей, вернувшись из Риги. Она их, конечно, сразу же нацепила, но носила без особой охоты. Ну, янтарьки и янтарьки. Она бы и без них обошлась, в конце концов. Может быть, ей до сих пор казалось, что Сергей просто шутит насчет свадьбы и вообще насчет того, что он ее любит. Иногда, когда она звонила ему на службу, он резко обрывал разговор, и это было в общем-то понятно, он же работал следователем, и эта его работа была для Танюшки запретной зоной. Она ничего не знала о том, где и с кем проводит он основное время своей жизни, зачем он ездил в Ригу и чем занимался там целых три недели, не давая о себе знать. Она рисовала себе будни Штирлица в Риге, в которой как раз это кино и снималось, и думала, что Сергей именно потому и не делится с ней, что выполняет секретную миссию.

– Танька! – в окно ударил камешек.

За забором стояла оранжевая «Лада», Сергей призывно махал Танюшке рукой, но во двор не заходил. Как была, в халате, она вышла на крыльцо.

– Танька, поехали кататься. Хватит дома сидеть.

– Как? Прямо сейчас?

– Сейчас. Залезай в машину.

Однако Танюшка нырнула в дом и, быстро сменив халат на платье – слегка мятое, только из шкафа – выскочила во двор, бросив матери по пути: «Я ненадолго». Она действительно собиралась ненадолго, ну на час-полтора. А чего? Заняться-то все равно больше нечем. А если в книжки перед экзаменом зарыться, знаний все равно прирасти не успеет.

Машина стартовала лихо, подняв колесами облако пыли, и вылетела на шоссе, будто спасаясь от погони.

– Куда ты так гонишь? – у Танюшки замерло сердце.

– Да просто настроение боевое и дорога тут неплохая для наших краев, почти хайвей.

Так, весело, с ветерком, они подкатили к дому Ветровых, и он, скрипуче затормозив, велел:

– Вылезай.

Танюшка знала, что возражать бессмысленно, но почему вдруг столь поздние гости? Хотя чего стесняться, свадьба в следующую пятницу.

Только поворачивая ключ в замке, Сергей объяснил:

– Родители неожиданно смотались на два дня. У кого-то юбилей на даче… Обычно-то мать из дому не выпроводить.

Танюшка как бы впервые для себя открыла квартиру, в которой ей предстояло поселиться. Она даже немного ощутила себя в ней хозяйкой в отсутствие свекрови. Комнат было всего три, но очень больших, огромная прихожая и кухня величиной с гостиную, поэтому Танюшке казалось, что комнат больше. В квартире парил слабый запах хороших духов, подобный тонкому аромату нарциссов – мама высаживала их каждый год возле крыльца. Запах не был случайным – наверняка он успел въесться в шторы и обои, покрытые золотыми вензелями, благодаря тому, что Вероника Станиславовна не мыслила себя без французских духов. И ведь не жалко было каждый день прыскать за ухо. Мама духами пользовалась только по большим праздникам, у нее был флакончик рижской фирмы «Дзинтарс». Ну а на смену, в самом деле, зачем душиться? Кто там за ухом будет нюхать? И дома у Танюшки пахло совсем просто – горячей картошкой, квашеной капустой, старым деревом, немного тянуло дымком от печки. Но это и был именно запах дома.