«Папа»?

Как получилось, что она не знает о том, что Дэр женился? Пусть Саймон только приедет – она свернет ему шею!

Нет. Невозможно. Саймон рассказал бы об этом всей семье. И хотя девочке на вид было всего четыре года, мальчику, должно быть, было все пять или даже шесть. Он должен был быть зачат, когда Дэру было около двадцати и он непрерывно приезжал в Брайдсуэлл. Он не был женат в то время.

Значит, незаконные. Но это тоже походило на абсурд. Она не могла представить, чтобы у Дэра были незаконнорожденные дети, он бы не позволил себе этого. Тем более он так их любит. Затем разгадка снизошла на нее.

Приемные дети.

Он недавно женился на вдове с детьми. Разумеется, так и было! Та бельгийская вдова, которая спасла ему жизнь. От такого открытия у Мары закружилась голова. Дэр женат! Но почему, почему она узнаёт об этом сейчас, когда стало так очевидно, что он нужен ей?!

Дэр повернулся, и она увидела его лицо, освещенное счастьем. Ей нужно постараться быть счастливой для него.

Он поспешил к ней.

– Прошу прощения, я тебя совсем бросил. Не хотела бы ты спуститься и познакомиться с детьми?

Мара выдавила улыбку:

– С удовольствием.

С его помощью она спустилась с экипажа и подошла к детям, которые явно не расценивали ее появление как что-то приятное. Для брата и сестры они были слишком мало похожи друг на друга. Крепкого мальчика с каштановыми волосами можно было бы назвать некрасивым, в то время как девочка с овальным лицом, огромными глазами и темными буйными кудрями была настоящей красавицей.

– Мара, – сказал Дэр, – позволь мне представить тебе Дельфи и Пьера. Дети, это моя подруга леди Мара Сент-Брайд.

– Рада познакомиться с вами, Дельфи, Пьер.

Дети, не скрывая своего недовольства, все же ответили на ее приветствие идеальными поклоном и реверансом. Но затем Пьер склонил голову набок.

– Нашего дядю Саймона, его тоже зовут Сент-Брайд. – Он говорил с сильным французским акцентом.

Получается, Саймон знал о семье Дэра. Его нужно убить, это точно!

Мара улыбнулась:

– Он мой брат.

Дети расслабились.

– Ah, bon,[2]– сказала Дельфи. – Мне очень нравится ваша шляпка, мадам.

– Она ни о чем, кроме одежды, не думает, мадам! – возмутился мальчик.

Мара была очарована их непосредственностью.

– А о чем думаешь ты, Пьер? О лошадях?

– Qui,[3]и об оружии, мадам. Когда я вырасту, я стану солдатом. Или, может быть, морским офицером. – И мальчик обратился к Дэру: – Я хочу игрушечную лодку, папа.

– Посмотрим, – сказал Дэр, но по его интонации можно было сделать вывод, что лодка у Пьера скоро будет. – У меня была замечательная лодка, когда я был маленьким. Интересно, что с ней стало?..

– Может быть, она в Йоувил-Хаусе, папа? Можно мы поищем?

Дети жили с ним? Ну разумеется! Они же его приемные дети. Но прошлой ночью Мара была в Йоувил-Хаусе, включая спальню Дэра. И хотя, возможно, у его жены была отдельная спальня, что-то тут все же было не так.

Ей хотелось разрешить все свои сомнения несколькими прямыми вопросами, но как это сделать тактично? Для подобной ситуации этикета не существовало. Она почувствовала прикосновение к юбке и взглянула вниз. Дельфи рассматривала шелковый шнурок, украшавший ее платье спереди.

– Cest joli.[4]

– Merci beaucoup.[5]

Глаза девочки заблестели.

– Vous parlez francais, madame! Papa, il le parte avec nous, et Janine aussi, mais tous les autres, cest anglais, anglais, anglais.[6]

Она болтала не умолкая, а Мара возблагодарила про себя свою учительницу по французскому, занятия с которой она всегда считала напрасной тратой времени, поскольку путешествия во Францию были невозможны из-за войны.

Затем Дельфи потребовала внимания своего отца, и дети потащили его к Серпентайну, чтобы показать ему что-то, Дэр взглянул на Мару, спрашивая разрешения, девушка улыбнулась и присоединилась к ним. У него была радость в жизни, и ей это должно быть приятно.

Пьер показал на один очень красивый игрушечный корабль, идущий по воде под полными парусами. Дельфи бегала за утками под присмотром своей гувернантки, а затем остановилась, чтобы нарвать лютиков и ромашек. Это казалось идеальной семейной сценой, вот только Мара была здесь посторонней.

Девочка подбежала и протянула половину своих цветов Дэру, а половину Маре. Дэр закрепил свой букетик в петлице, как и положено хорошему отцу. Мара же заткнула свой за петельку шнура на корсаже.

Дельфи посмотрела на нее в упор и сказала по-французски:

– Моему папе теперь хорошо.

– Надеюсь.

– Он не умрет.

– Нет, разумеется, нет.

Девочка кивнула, как будто они только что установили правду. Не было сомнений, что Дельфи познакомилась с Дэром, когда тот был при смерти. Мара сглотнула слезы и улыбнулась. Ей хотелось убежать домой и оплакать свое горе.

Наконец Дэр отвел Мару обратно к фаэтону. Она была уверена, что он с большим удовольствием остался бы с детьми у реки, и если бы была возможность вернуться домой одной, она бы оставила его там.

– Они замечательные, – сказала она, когда экипаж тронулся.

– Когда не ведут себя как чертята, – улыбнулся он ей.

– Они бельгийцы?

– Возможно. Я не уверен.

– Не уверен?

Он взглянул на нее.

– Разве Саймон тебе не рассказывал? Это дети той женщины, которая ухаживала за мной после Ватерлоо.

– Я так и решила, но уж она-то должна знать их национальность! – Это прозвучало довольно резко.

– Если и так, то рассказать об этом она не может. Она умерла.

– О, Дэр, мне так жаль! – Но жаль Маре не было. У нее было ощущение, словно солнце внезапно выглянуло из-за туч.

– Саймон и вправду ничего тебе не говорил? – спросил он.

– Нет… Я подумала, что ты женился на ней. Из благодарности.