По полу было рассыпано пшено, и прямо под ногами бродили пестрые куры. Пахло как в курятнике.

Жанна скинула телогрейку и осталась в заношенном спортивном костюме. Волосы женщины оказались не седыми, а просто белыми, только свалявшимися, как войлок. Жанна широко улыбнулась мне, демонстрируя почти полное отсутствие зубов. Не верилось, что под этой страшной маской прячется бывшая Стюардесса, криминальная красотка, подруга авторитета.

Жанна выставила на стол две помутневшие от частого использования стопки, ополовиненную бутылку с бледно-зеленой жидкостью и кокетливо нарезанный дольками соленый огурец. Разлила по стопкам самогон и подняла свою, готовясь произнести тост.

— Ну, помянем покойника, земля ему пухом. До дна, до дна и не чокаясь…

Жанна ловко опрокинула в себя стопку и тут же налила еще. Я поставила свою на стол и прикрыла ладонью. Не стану я это пить. Что-то цвет мне не нравится…

— Э… Жанна, может, сначала поговорим, а потом уже помянем?

Жанна залихватски хлопнула вторую и ответила:

— Все успеем, не боись, подруга. Да ты пей, пей, оно на полыни настояно. Экологически чистый продукт.

Мужчина на диване заворочался и сел, скинув одеяло. Волосы его, рыжие, торчали во все стороны, нос картошкой был как у Балды из мультика.

— Эй, девки! Не сметь без меня веселиться! Штрафную мне, быстро!

Подтягивая треники, мужчина сполз с дивана и перебрался за стол. Жанна игриво хлопнула его по руке:

— От тебя разве убежишь! Мигом прочухался!

Мужик выпил стопку и разом повеселел. Он с комическим изумлением уставился на меня:

— А ты кто такая? Откуда взялась? Девушка, ты моя эро… эротическая фантазия?!

Очевидно, он принадлежал к той породе неспокойных алкоголиков, кто, выпив, начинает требовать внимания окружающих и не успокоится до тех пор, пока не получит от кого-нибудь в глаз.

Леха принялся гоняться по всей комнате за черной курицей, приговаривая, что она уже старая и ей пора в лапшу.

— Жанна, у меня к вам важное дело, — сказала я, не обращая внимания на веселого Леху.

— Я же говорю — успеем все! — отрезала женщина и вдруг холодно и трезво взглянула на меня. — Погоди, не гони. Покури пока.

Я вышла во двор подышать — «ароматы» дома становились невыносимыми. Потом решила перегнать машину поближе и обнаружила, что «дворники» мне все-таки свинтили. Я поставила «Фольксваген» у забора и заперла машину. Кто их знает, местных жителей, — вдруг у них появились планы на мое транспортное средство?

Я выкурила сигарету — курить мне не хотелось, но требовалось отбить запах курятника и домашнего абсента. Вскоре ко мне вышла Жанна.

— Ну вот, теперь и потрындеть можно. Пошли в дом! — сказала женщина абсолютно трезвым голосом.

Я вернулась в помещение и обнаружила, что курносый Леха спит, по-детски обняв подушку. Куры взлетали на диван и расхаживали прямо по бесчувственному телу. На лице мужика блуждала счастливая улыбка.

— Он нам не помешает теперь, — кивнула на Леху Жанна. — Будет дрыхнуть аж до завтра. Ну, говори, какое у тебя дело. Тебя Нинелька прислала за Машенькой?

— Да, верно. Где ваша дочь?

— Сейчас, не торопись. — Жанна теребила в руках посудное полотенце с символом позапрошлого года — улыбающейся змеей. — Расскажи, как он умер, а?

Стюардесса подняла на меня взгляд, полный такой ненависти, что я невольно вздрогнула. Пусть эта ненависть относилась не ко мне, но все же…

— Иннокентий Серебряков праздновал свой день рождения в ресторане. Там у него произошел сердечный приступ. Вот так все и случилось.

Лицо Жанны дрогнуло от разочарования. Думаю, она испытала бы наибольшее удовольствие, если бы Серебряк заживо сгорел в машине.

— Вы до сих пор его так ненавидите? — спросила я, сама не знаю зачем.

— Ага, — кивнула Жанна. — Вы знаете, что он со мной сделал?

— В общих чертах, — осторожно ответила я.

— Он мне всю жизнь поломал. Я была целка-пионерка, а он меня втянул в свои преступные дела. Я села, а он стал «уважаемым предпринимателем»! — Стюардесса передразнила кого-то — очевидно, телеведущего местного ТВ. — Денежки жертвовал на сироток, на детские дома. В родном селе — в Рыбушках — храм отгрохал, соревнования по боксу проводил. А родная дочка, кровиночка, в тюрьме родилась, в бедности росла…

Женщина вдруг схватила со стола граненый стакан и швырнула его в стенку. Стакан разлетелся вдребезги. Заполошные куры кинулись врассыпную.

В голосе Жанны зазвенели слезы, но какие-то не вполне натуральные, точно женщина разыгрывала спектакль перед единственным доступным зрителем — передо мной. Да, похоже, Стюардесса нисколько не изменилась с годами — все те же перепады настроения, истерические выходки. И потом Стюардесса лгала — она вовсе не была «пионеркой», когда познакомилась с Серебряком, да и в криминальные дела никто ее не втягивал — сама прекрасно втянулась…

Мне нужно было лишь одно — забрать отсюда Машу. Поэтому я сочувственно кивнула головой, опасаясь только одного — а вдруг Жанна не захочет оставаться в деревне? Вдруг она решит, что ее место рядом с дочкой?! И увяжется за нами в город. На этот счет у меня никаких инструкций не было, но что-то мне подсказывало — Нинель Васильевна вовсе не обрадуется, если, кроме сиротки-племянницы, ей на руки свалится такое вот чудо. Да, и есть же еще Леха! Как я могла забыть про Леху. Он ведь тоже захочет свой кусок пирога…

— Послушайте, ваша дочь теперь наследница. Я должна как можно быстрее доставить ее в Тарасов. Нам нужно встретиться с адвокатом.

Жанна уважительно закивала — тут начиналась территория закона, и то, что полагалось ее дочери, причиталось по закону, и закон это охранял.

— Согласна. Можешь забирать девчонку. Я же понимаю — Нинелька ни за что не допустит, чтобы я с моей кровиночкой жила…

Жанна горько усмехнулась уголками губ, и я подумала, что женщина вовсе не глупа.

— Моя девочка достойна самого лучшего, — с торжеством проговорила Жанна. — Она у меня умница и красавица — как я в молодости.

То, что Стюардесса проделала со своей молодостью и красотой, вовсе не свидетельствовало о ее уме, но я промолчала.

— Все-таки я дождалась! — зажмурилась от удовольствия Жанна. — Все эти годы одного боялась — помру и не увижу, как девочка моя получит то, что ей положено. У Серебряка ведь больше детей не было. Когда мы познакомились, ему уж под полтинник было, — глаза Стюардессы затуманились от воспоминаний. — Но еще крепкий был, стервец. Ну, молодость-то свою он в зоне провел, вором был в законе — ни жены, ни детей, все как положено.

Жанна вздохнула и пригорюнилась, подперев щеку кулаком:

— А ведь он на мне жениться хотел. И женился бы… если бы я сама не сглупила. И чего меня понесло в эту тварь крашеную кислотой плескать?! Ну, покувыркался бы он с ней месяцок, да и охладел. Мужики, они ж какие? А я тогда уже беременная была, только не знала про это. Дура была, без материнского присмотра росла…