Ей оставалось лишь восхищаться, с какой легкостью он удерживает серую кобылку, испугавшуюся соломенного пугала. Однако ее восхищение ничуть не уменьшило ее гнева, и она упрямо возразила:

— У меня нет ни малейшего намерения ехать с Вами, сэр. Я дойду до дому пешком.

— Умоляю вас отказаться от этой мысли, мисс Пауэр, — настойчиво произнес Шеннон. — Если вам не хватает здравого смысла и вы не видите, что юной леди — в маскарадном костюме или без него — не пристало расхаживать одной в столь позднее время, то позвольте заверить вас, что вы представляете собой довольно нелепую картину.

В темноте она не видела его лица, но была уверена, что оно выражало присущую ему самоуверенность. Загнанная в угол, она почувствовала, что окончательно теряет самообладание, но, взяв себя в руки, спокойно ответила:

— Мое поведение вас не касается, сэр. Я рассматриваю ваше замечание как довольно навязчивое.

— Черт возьми, так оно и есть, — спокойно признал Шеннон. — Но вы могли бы избавить меня от него, если бы не вели себя как настоящий сорванец! Поскольку вы живете в моем доме, мисс Пауэр, и пока вы будете оставаться в нем, я обязан заботиться о том, чтобы ваше имя не сделалось предметом для сплетен в округе! Когда вы переедете в Крайторн, то будете вольны поступать, как вам вздумается. А теперь снимите с себя этот нелепый костюм и полезайте в двуколку. Я не намерен и дальше препираться с вами.

Джорджина почувствовала удовлетворение от того, что наконец-то вывела Шеннона из себя, но, к своему удивлению, обнаружила, что не желает дальше испытывать его терпение. Торопясь, она непослушными пальцами стянула с себя соломенный наряд и, ухватившись за протянутую им руку, взобралась в двуколку.

Весь путь до «Дубов» они проделали в полном молчании, но желание оправдаться было столь велико, что прежде, чем двуколка подъехала к лужайке перед домом, она тихо произнесла:

— Вам незачем было говорить мне подобные вещи. Я не меньше вашего имела право прийти на свадьбу.

— Вы имели право прийти туда как мисс Пауэр с надлежащим сопровождением, а не разыгрывать из себя чучело, — сурово изрек Шеннон. — Однако вам не следует меня поучать.

— Разумеется, нет. Так же, как и вам меня!

Она с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться. Она не хуже его знала, что была виновата, и отчаянно желала, чтобы он припустил лошадь и они добрались до дому как можно скорее.

Единственным утешением в ее подавленном состоянии было сознание того, что она, по крайней мере, вывела его из себя. Но даже эта победа была у нее отнята, когда он после некоторого молчания сказал:

— Полагаю, что вся беда в том, что вы здесь отчаянно скучаете. Молодой Квинливен говорил мне, что вы прекрасная наездница. Почему бы вам не развлечь себя достойным образом, вместо того чтобы пускаться в детские забавы вроде сегодняшней?

Она не знала, то ли ей удивляться, то ли обижаться, а поэтому, подавив ненужные эмоции, тихо сказала:

— Нет, благодарю вас! Если бы вам, к несчастью, довелось прокатиться на одной из лошадей моей тети!..

— Я говорю не о них. Я имею в виду моих собственных. Я не считаю Джуно подходящим для леди, но в конюшне есть красавец гнедой, доставленный Хангером сегодня утром из Кенмара, который вам подойдет.

Джорджина покраснела. Застигнутая врасплох, она могла лишь пролепетать:

— Но я не могу… Я не могла бы!..

— Почему нет? — удивился Шеннон. — Вы опасаетесь, что не справитесь с ним?

— Разумеется, дело не в этом! Я… я не желаю принимать одолжение от вас, сэр!

Шеннон коротко рассмеялся.

— Уверяю вас, что это не слишком большая плата за то, что я лишил вас возможности получить наследство, мисс Пауэр, — сказал он. — Кроме того, я не считаю, что вы должны отклонять мое предложение, если это поможет в дальнейшем удержать вас от сумасбродных выходок вроде той, что вы позволили себе сегодня.

Она удивленно посмотрела на него. Ей ни разу не приходило в голову, что он мог подумать, будто та враждебность, с которой она обходилась с ним с первого момента его появления в «Дубах», вызвана ее негодованием по поводу того, что он стал между нею и наследством Нолы. Одна только мысль, что он мог подозревать ее в этом, заставила Джорджину вспыхнуть до корней волос.

— Но это не из-за… Я никогда не думала… — заикаясь, начала она.

— О чем вы никогда не думали, мисс Пауэр?

— Что я… что вы… Я никогда не собиралась стать наследницей «Дубов»! Мне это и в голову не приходило!

Шеннон недоверчиво посмотрел на нее.

— И вы думаете, что я в это поверю, — едко спросил он, — когда вы взъелись на меня, едва я успел переступить порог дома?

— Но это все потому… — Она резко замолчала, чувствуя невозможность объяснить ему, что причина заключалась в его самоуверенности.

— Потому что… — безжалостно повторил он. — Итак, мисс Пауэр? Я жду.

Ее негодование вспыхнуло вновь.

— Потому что вы были грубы и не желали ни с кем считаться! — откровенно призналась она. — И это чистая правда, сэр! Вы можете верить мне или не верить, но у меня и в мыслях не было становиться наследницей «Дубов». Если вы полагаете, будто я настолько отвратительное создание, что могла бы невзлюбить человека лишь потому, что жаждала получить наследство, которое подвернулось ему…

— Я принимаю осуждение моих манер, мисс Пауэр, — с иронией произнес Шеннон, — но думаю, что вы заблуждаетесь, говоря о смерти моей жены как о подвернувшемся наследстве. Полагаю, вы вряд ли можете говорить об этом со знанием дела.

— Я не имела в виду… Я вовсе не это хотела сказать, — попыталась защититься Джорджина. — Я ничего об этом не знаю… И если вы скорбите о ее смерти, то с моей стороны было бы жестоко так говорить…

Он ничего не сказал, чтобы помочь ей, и она с горячностью продолжила:

— Вы меня не так поняли, но это не меняет дела. Вы были невероятно грубы, и я не беру обратно своих слов.

— Я не вижу причины, по которой вам надо это делать, — сказал он самоуверенным тоном, так раздражавшим ее. — Однако я не понимаю, почему вы должны отклонять предложение воспользоваться моей лошадью лишь потому, что мои манеры оставляют желать лучшего. Если хотите знать, я предлагаю вам это исключительно из эгоистических побуждений. Как я уже говорил, меня не устраивает, что вы слоняетесь по округе, словно бродяжка.

Джорджина в который раз подавила негодование. Самое неприятное в этой ситуации заключалось в том, что на самом деле ей очень хотелось принять предложение Шеннона и что он, кажется, об этом догадывался, поскольку продолжил чуть ли не дружеским тоном:

— Гордость имеет свои недостатки, не так ли, мисс Пауэр? Брендон утверждает, будто вы самая лучшая наездница, какую он когда-либо видел. Так что не думаю, что вы предпочтете прогулки пешком езде на превосходном скакуне. Однако, если ваша неприязнь ко мне зашла так далеко, что вы откажете мне в столь ничтожном одолжении…