Шеннон быстро взглянул на него:

— Боюсь, ваша матушка после переезда в собственный дом не одобрит вашего желания и дальше водить знакомство со мной. К тому же пять миль туда и обратно могут оказаться для вас слишком обременительными.

— Это не ее дело! — с горячностью воскликнул Брендон.

— О, вы ошибаетесь. Вы еще не достигли совершеннолетия, и она, как ваша попечительница, вполне имеет право влиять на то, в каком обществе вам вращаться.

— Я не вижу для себя никакого вреда в вашем обществе, — еле слышно возразил Брендон, — и так ей и скажу.

Шеннон пожал плечами. Джорджина было рассердилась за его учтивый отказ в дружбе Брендону, но потом поняла, что не права. Скорее всего, Шеннон, столкнувшись с враждебностью соседей, не желал бросать тень на Брендона.

В любом случае, подумала она, возвращаясь вечером в спальню, скоро все закончится. Уже завтра они переедут в Крайторн, и ее вынужденному общению с Шенноном наступит конец. Странно, но предстоящее событие, которое вот-вот должно было наступить и которого до сих пор она ждала с таким нетерпением, почему-то не радовало ее.

Особняк в Крайторне, довольно маленький, из розового кирпича, был построен в стиле Рена.[1] У него была мансарда и очаровательный портал. Джорджина понимала, конечно, что жить в таком доме не совсем престижно, но обитые ситцем комнаты с невысокими потолками казались ей намного приветливее и уютнее, чем великолепные, однако полупустые залы «Дубов».

Ее радость еще более усилилась переменой в самом образе жизни, последовавшей сразу же после переезда в Крайторн. Не успела она распаковать вещи, как в дом потоком стали поступать приглашения.

Первое пришло от леди Мотт, которая настаивала на знакомстве Джорджины с обществом молодых людей и девушек, каждую неделю собиравшихся на местном балу. Джорджина хоть и предпочитала верховую езду и охоту танцам, однако нарядилась в сиреневое платье из муслина с рядами оборок по подолу, которое, по заверениям тети Беллы, прекрасно подходило к случаю. Горничная помогла ей уложить чудесные золотистые волосы в высокую прическу. Завершали ее наряд голубые туфельки и длинные французские перчатки из кожи козленка. Когда миссис Квинливен увидела девушку в полном убранстве, с накинутой на плечи легкой шалью, она с гордостью заявила, что на балу она будет первой красавицей.

Джорджина, бывшая о себе менее высокого мнения, войдя в зал, не без радости обнаружила, что знакомства с ней ищет целая вереница молодых джентльменов, которых ей представила леди Мотт. Она также познакомилась с несколькими юными леди, живущими по соседству. Среди них оказались две из пяти дочерей сэра Хессиона, опекаемых матерью — высокой матроной с длинным римским носом, облаченной в платье из красновато-коричневого атласа и тюрбан. Весь вид этой дамы, казалось, свидетельствовал о снисхождении, которое она оказывает провинциальному балу, поскольку леди Хессион имела обыкновение проводить сезоны в Лондоне. Глядя на нее, Джорджина живо представила себе сцену ее встречи с Шенноном, описанную Брендоном.

Еще в экипаже леди Мотт по дороге на бал Бетси торопливым шепотом попросила ее о содействии в очень важном для нее деле. Поэтому Джорджина не удивилась, когда в перерыве между танцами Бетси увлекла ее в угол и, с трудом переводя дыхание, попросила принять приглашение мистера Роберта Дарлингтона сопровождать ее к столу.

— Он не посмеет пригласить меня, — объяснила она, — потому что мама этого не одобрит, но, если он будет с тобой, она ничего не скажет, и мы сможем все устроить.

Джорджина кивнула. Она уже познакомилась с мистером Дарлингтоном, довольно крупным молодым джентльменом с лицом херувима, наследником — как успела сообщить ей леди Мотт — богатого поместья по соседству. Улыбнувшись, она попросила Джорджину не очаровывать всех молодых людей подряд и оставить хоть одного для ее «неискушенной» Бетси.

— Разумеется, она еще слишком молода, — доверительным тоном сказала леди Мотт, — и сэр Хемфри сомневается, способна ли она отдавать отчет в своих чувствах. Но если эти двое голубков так и будут ворковать до самого Нового года, то следующей весной в доме Моттов свадьбы не миновать.

Видимо, бедной Бетси, падкой до любовных романов, просто хотелось выдумать собственную романтическую историю с запретами и препятствиями со стороны родителей.

Джорджина заверила девушку, что сделает все возможное, чтобы помочь ей.

Как бы там ни было, этим вечером она не встретила ни одного молодого человека, который заставил бы ее пожалеть о необходимости идти на ужин с мистером Дарлингтоном, и милостиво приняла его предложение, которое он сделал ей, краснея и заикаясь.

Как только они вошли в столовую, Джорджина сумела передать его Бетси в обмен на красивого молодого человека несколькими годами старше ее самой, сопровождавшего Бетси. Она благосклонно принимала его общество, пока не выяснилось, что он не кто иной, как Питер Хессион, сын и наследник сэра Лендерса. Манеры Питера, более утонченные в сравнении с манерами прочих джентльменов, скорее свободные, чем непринужденные, и серый длинный сюртук, а также изящный шелковый жилет в полоску и повязанный необычным образом галстук выдавали в нем настоящего денди.

Она с облегчением вздохнула, когда вошедшая в комнату леди Элиза Малладон опустилась на стул рядом с ней и завязала беседу. Для провинциального бала леди Элиза нарядилась чересчур роскошно. На ней было восхитительное платье из голубого крепа с глубоким декольте, а прическу украшал плюмаж. Справившись о здоровье миссис Квинливен, она тут же заявила, что Джорджина еще до конца недели должна приехать к ним на чай в Стокингс.

— Мы с вами мило посидим и поближе познакомимся, — щебетала она, обводя бесцеремонным взглядом комнату и не удостаивая особым вниманием собеседницу, отчего ее чрезмерное дружелюбие выглядело малоубедительным. — Если, разумеется, я смогу увести вас от джентльменов. Но вам не стоит опасаться их, моя дорогая. В большинстве своем они всего лишь старые холостяки, которые вряд ли могут привлечь внимание такой юной особы, как вы.

При этих словах в комнату вошел полковник Малладон, который был тут же представлен Джорджине. Увидев перед собой высокого, энергичного, краснощекого джентльмена, она была удивлена той характеристике, которую только что дала леди Элиза. Однако сразу поняла, что такого господина действительно вряд ли могло интересовать что-то еще, кроме лошадей и собственных занятий. Странно, как такие разные люди могли ладить друг с другом, поскольку интересы жены лежали исключительно в области моды.

Когда полковник ушел, леди Элиза вернулась к беседе с Джорджиной:

— Какое счастье, что вы наконец освободились от этого ужасного Шеннона. Бедняжка Белла! Надеюсь, она страшно рада, что теперь вы перебрались в Крайторн?