– Ты знаешь, с тех пор как ты умер, ты стал удручающе надоедлив. Тебе-то о чем беспокоиться? ИРу всегда найдется применение.

– Я не беспокоюсь, – бросил Оз небрежно. – Я просто веду разговор.

– Ладно, тогда заткнись. У меня дела в Абраксе, и я не могу там с тобой разговаривать. Разговора с мертвым ИРом там могут не понять.

Оз коротко хихикнул и замолчал. Оуэн небрежно оглянулся, не следит ли кто – нибудь, затем взобрался по шаткой наружной лестнице ко входу на верхний этаж. Когда он был здесь в прошлый раз, помещение требовало хорошей облицовки или покраски, и время не отменило подобную необходимость. На дереве проступали явные пятна сырости, а простая медная табличка «Абракс» не чистилась неделями. Возможно, месяцами. В воздухе чувствовался отчетливый запах кошачьей мочи, что привело Оуэна в некоторое замешательство, поскольку в течение всего дня он не видел ни одной кошки. Звонка, конечно, не было. Оуэн постучал в дверь кулаком и несколько раз хорошенько ударил по ней ногой. Это принесло некоторое облегчение. После паузы, достаточно долгой, чтобы убедиться, что Оуэн осознал свое место, дверь распахнулась, и в дверном проеме появился человек по имени Шанс. Он оглядел Оуэна, затем жестом предложил ему войти. Что тот и сделал. С высоко поднятой головой.

Помещение не изменилось. Узкая комната была заполнена двумя рядами тесно стоящих расшатанных коек с узким проходом посередине. На койках дремали дети – от четырех-пятилетних до истощенных длинных подростков. Питание им вводили внутривенно через капельницы, а все остальное выводилось катетерами в грязные банки. Некоторые были накрыты одеялами, другие их сбросили. Были и привязанные к койкам. Воздух был пронизан запахом дешевой дезинфекции и спиртовых растираний. Дети были эсперами – поврежденными в уме или даже нормальными, но слишком слабыми, чтобы выжить на такой суровой планете, как Мист. Шанс выкупил их у родителей и использовал их эсперские способности, чтобы покрыть весь Мистпорт телепатической паутиной, всевидящей и всеслышащей. Это и был Абракс. Шанс сохранял детям жизнь как можно дольше – это было в его интересах. Но до совершеннолетия из них не доживал никто. Они были слабы, травмированы, сломлены, изнасилованы, и к тому времени, когда они оказывались в руках Шанса, бывало уже слишком поздно. На работу Абракса это не влияло – детей всегда было достаточно много. Они были преданны Шансу во сне и наяву; из всего, что им приходилось в жизни видеть, он был ближе всего к тому, что можно назвать другом.

Оуэн медленно покачал головой, но не позволил себе отвернуться. Когда он оказался здесь впервые, то был возмущен до глубины души. Ему захотелось разнести это место по камешкам, а Шанса в клочья разорвать, но он этого не сделал. Как ни противно было это признать, но Абракс был лучшим, на что эти дети – генетически поврежденные и душевнобольные эсперы с ужасным прошлым и коротким будущим – могли надеяться.

Всего лишь еще один продукт Имперского правления. Оуэн повернулся взглянуть на Шанса, основателя и менеджера информационного центра Абракс. Это был здоровый мускулистый парень, в ширину чуть ли не такой же, как в высоту, облаченный в черную кожаную одежду с металлическими застежками. Половина его лица была скрыта под сложной и крайне уродливой татуировкой. Улыбка его ничего не выражала, глаза слишком сильно блестели и очень редко моргали. Оуэн часто думал, свихнулся Шанс до того, как основал Абракс, или это зрелище постоянных страданий и смерти вывело его за грань. Как бы там ни было, Оуэн сохранял безопасную дистанцию и держал руку возле меча. Шанс коротко ему кивнул.

– Знал, что ты вернешься, Дезсталкер. Чем могу быть полезен на этот раз?

– А то ты не знаешь? – отозвался Оуэн. – Теряешь хватку, Шанс. У меня есть вопросы, требующие ответа.

– Для этого мы и существуем, – сказал Шанс. – Чувствую, что должен обратить твое внимание на то, что в прошлый раз, когда ты удостоил нас своим посещением, ты истощил свой кредит до дна. А цены у меня здорово выросли. Ты же знаешь, как это бывает: маленький бизнес вынужден вечно бороться, чтобы удержаться на плаву.

– Твой бизнес существует, потому что деньги моего отца сделали это возможным, – сказал Оуэн спокойным голосом. – Формально же я, как его единственный наследник, унаследовал Абракс.

– Тебя объявили вне закона, – возразил Шанс. – Все имущество семьи Дезсталкеров было конфисковано императрицей. И к тому же мы в Мистпорте, где кто владеет, тот и прав. Абракс принадлежит мне.

Оуэн скептически улыбнулся.

– Кажется, ты спутал меня с кем-то, кому не плевать на закон. Я вернулся в Мистпорт, чтобы оживить старую информационную сеть Дезсталкеров и снова подчинить ее Восстанию. И ты, и Абракс в нее входите. Поскольку в наказание за мои грехи я оказался среди руководителей Восстания, Абракс мне ответит. Так что если ты хочешь сохранить свою явно очень прибыльную должность менеджера, я серьезно советую тебе перестать меня доводить. Ясно?

– Без меня ты не сможешь управлять Абраксом, – заявил Шанс. – Дети мои, телом и душой.

– Они быстро привыкнут обходиться без тебя. Дети, знаешь, легко... приспосабливаются. Над этим Шанс задумался.

– Ты рискнешь разрушить мое дело, только чтобы получить над ним контроль?

– А ты как думал? Я – Дезсталкер. Всю нашу историю мы прорубали себе путь топором, и плевать нам было, куда щепки летят.

Шанс хмыкнул.

– Что ты хочешь узнать, Дезсталкер?

– Это больше похоже на дело. У меня вопрос.

– Конкретизируй его, если хочешь получить конкретный ответ. Мои детки – эсперы, а не оракулы.

– Спроси их, кто убил моего отца, – промолвил Оуэн. – Кто конкретно?

Шанс кивнул и медленно пошел по центральному проходу, оглядывая детей оценивающим взглядом. Оуэн неподвижно смотрел, скрывая удивление, которое вызвал у него собственный вопрос. Он собирался начать не с этого. Сюда он пришел, чтобы спросить про информационную сеть своего отца. Оуэн сам не знал, как сильно он хочет узнать имя убийцы своего отца, пока не услышал звук собственного голоса. Его отец был сражен на улице наемным убийцей императрицы, и тогда это не произвело на Оуэна особого впечатления. Он просто решил, что отец стал жертвой одной из многих собственных интриг. Больше всего Оуэн тогда испытал раздражение нарушением привычного порядка своей жизни, вызванным этой внезапной смертью. Его не интересовало, кто убил отца. Тогда ему это было все равно.

Артур Адриан Дезсталкер, высокий, красивый и жестокий, страстно любил интриги и заговоры, иногда просто ради процесса. Это оставляло мало времени, чтобы заниматься сыном. Когда он вспоминал, что у него есть сын и наследник, то начинал железной рукой направлять жизнь Оуэна, поступая так, как считал правильным, и к чертовой матери, что там хочет или не хочет Оуэн. Отец был нельзя сказать чтобы приятной личностью, и редкие беседы его с сыном всегда кончались яростными скандалами. Дезсталкер не понимал и не хотел понимать, что его сын считает себя ученым, а не воином. Когда Оуэн услышал о смерти своего отца, его первым чувством было облегчение. Наконец он свободен от железной хватки отца и впредь волен принадлежать сам себе.