В результате, как отмечалось в одной шуточной послевоенной поэме:

Хотя и было всем известно,

Что нам войны не избежать,

Но говорилось повсеместно,

Что ей, конечно, не бывать…

«О нет… — твердили мы лукаво,

Забывши прежние грехи. —

Япошки слишком слабы, право,

С Россией шутки ведь плохи…»{181}

Были, конечно, исключения — накануне войны некоторые издания не колеблясь называли Японию Великой Державой, которой есть чем подтвердить свои требования{182}. Но эти заявления не были типичными. Недооценка потенциального противника всегда ведет к печальным результатам. Данный случай — не исключение. По другому и быть не могло. Россия разбрасывала свои силы по разным направлениям, в результате она оказалась не в состоянии добиться решающего превосходства на каждом в отдельности. Это была гигантская ошибка, цена которой не поддается переоценке. То, что произошло, требует понимание свершившегося, как катастрофы. Многие предпочитают уклоняться от этого. До сих пор актуальны слова одного из первых исследователей этой войны, прозвучавшие еще в 1908 г.: «Мало того, многие до сих пор повидимому убеждены, что мы нисколько не виноваты в разразившейся катастрофе на Дальнем Востоке, что мы не преследовали политических захватов, что не мы, а все остальные державы вплоть до «коварной» Японии одержимы недугом стяжания. Убаюкивая себя прекрасными словами, мы рискуем и на этот раз остаться в приятном заблуждении относительно той печальной истины, насколько мы обязаны всем случившимся самим же себе»{183}.

Русская стратегия конца XIX столетия вообще отличалась последовательной неспособностью к концентрации сил на решающем направлении, что делало невозможным использование сильных сторон природы Империи. Ни одна империя не может быть сильной одновременно на всех направлениях своих интересов. Противостояние по всему периметру границ — смертельная опасность Великих Держав. В начале XX века Россия не избежала ее, а далеко не идеальная модель управления армией и флотом исключила возможность победного выхода из кризиса. Для ответа на вопросы о причинах случившегося необходима контекстуализация исторического факта, понимание того, каким был фон принятия решений на Певческом мосту, под аркой Главного штаба, шпицем Адмиралтейства или в Зимнем дворце. Причина принятия решений и природа поражений на Дальнем Востоке — вот то, что является главной темой этой книги. Надеюсь, она найдет своего читателя.

В заключение хотел бы поблагодарить моих друзей и коллег за постоянную помощь и поддержку, которые были мне существенным подспорьем при написании этой книги. Спасибо за все!

После Нерчинского договора 1689 г., в результате которого Россия вынуждена была пойти на значительные уступки в территориальном разграничении в Приамурье под давлением Китая, в русском продвижении в данном регионе наступил длительный перерыв в русской политике. Время перемен пришло в середине XIX века. Поначалу изменения были вынужденными.

В 1839 г. Англия развязала против Китая т. н. «опиумную» войну, защищая право своих подданных продавать подданным китайского императора опиум, который в массах производился в британской Индии. Значительное превосходство в силах, прежде всего на море (китайские военные джонки и береговая артиллерия устарели и были практически безвредны для британских кораблей, очищавших берега для десанта), определило исход войны{184}. 29 августа 1842 г. война завершилась подписанием Нанкинского договора, по которому Пекин согласился передать Лондону остров Сянган (Гонконг)(ст.3), обязывался компенсировать стоимость уничтоженного в таможнях британского опиума на сумму 6 млн. долларов (ст.4), выплатить контрибуцию в 12 млн. долларов (ст.6), компенсировать английским купцам потери на 3 млн. долларов и открыть для английской торговли 5 портов — Сямынь (Амой), Фучжоу, Нинбо, Шанхай и Гуанчжоу (Кантон), где открывались британские консульства (ст.6). Закрытая до сих пор «Поднебесная империя» открывалась для британской торговли, в том числе и опиумом{185}.

Нанкинский договор стал весьма тяжелым бременем для Китая, переживавшего полосу острого внутреннего кризиса — антиманчжурского движения, известного как восстание тайпинов. Массовое проникновение иностранцев в страну лишь усиливало этот кризис. В результате китайские власти стремились если не отменить, то саботировать Нанкинские договоренности. В июне 1856 году на юге Китая в Кван-си был арестован и после длительных пыток обезглавлен французский миссионер. Используя нежелание властей начать расследование, в октябре 1856 г. Англия начала вторую «опиумную» войну. В 1857 г. к ней присоединилась Франция. Это было чрезвычайно своевременно — англичание испытывали постоянный недостаток в военной силе в связи с невозможностью задействовать войска из Индии, где весной 1857 началось восстание сипаев{186}.

В этой обстановке Россия также активизировала свои действия на Дальнем Востоке, однако предпочитала военным действиям мирные. Амур к этому времени считался китайским, его устье, по мнению европейских картографов, терялось в песках, а Сахалин по той же причине виделся полуостровом. Интересы русской политики на Дальнем Востоке долгое время ограничивались защиоой промылов пушного зверя в Охотском море. Этим в первую очередь и должен был заниматься назначенный в сент. 1846 г. генерал-губернатором Восточной Сибири ген. Н. Н. Муравьев{187}. В 1846 г. бриг русско-американской кампании «Константин» вышел из Охотска с целью исследования низовья Амура. Результаты были обескураживающими для моряков и обнадеживающими для канцлера графа К. В. Нессельроде, который был категорически против активизации в этом регионе. Министр доложил императору, что Амур недоступен для судов в нижнем своем течении, и что Сахалин является полуостровом. Резолюция Николая I была строгой: «весьма сожалею; вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить»{188}. Ситуация изменилась с отправлением в августе 1848 г. Петропавловск-Камчатский транспорта «Байкал» под командованием кап. 1-го ранга Г. И. Невельского. В мае 1849 «Байкал» пришел в Авачинскую губу{189}.