Если какое-нибудь здравомыслящее существо впадает в дурное настроение, то этому можно найти объяснение, но я никогда не претендовал на звание толкового парня, и поэтому у меня не оставалось выбора. Наверное, лучше всего было бы вернуться к реальной жизни и подумать о вещах, требующих моего внимания: детишках, Париже, ленче… Учитывая длиннющий список моих неотложных дел, или, выражаясь метафорично, гору нестираного белья, не приходится удивляться, что Темный Пассажир скис и умолк.

Я снова посмотрел на два пережаренных тела. С ними ничего не происходило, они, как и раньше, оставались мертвыми. Темный Пассажир тоже, как и раньше, молчал.

Я подошел к Деборе, беседующей с Эйнджелом — «Не родственником». Они оба вопросительно на меня взглянули, но я не смог выдать ничего остроумного, что было совсем не в моем характере. Сохраняя на лице свою хорошо известную маску радостного стоицизма, которую я всегда ношу, перед тем как впасть в мрачное настроение, я обратил свой взор на сестру, но та, посмотрев куда-то вдаль через мое плечо, фыркнула:

— Самое время, черт побери!

Я проследил за ее взглядом и увидел, как из полицейской машины выходит одетый во все белое человек. Это прибыл официальный бабалао[10] города Майами.

Наш прекрасный город живет в таком непроглядном тумане непотизма и коррупции, что босс Твид[11] может отдыхать. Каждый год миллионы долларов выбрасываются на оплату несуществующих консультаций, на проекты, которые никогда не будут реализованы, поскольку их по тендеру получила чья-то теща, и на другие столь же полезные общественные дела, включая закупку роскошных автомобилей для политических сторонников. Поэтому не приходится удивляться тому, что город платит жрецу сантерии жалованье и бонусы.

Неожиданным является то, что он пытается отработать эти деньги.

Каждое утро он появляется у здания суда, где обычно обнаруживает пару трупов небольших животных, принесенных в жертву адептами культа, ожидающими судебного решения. Ни один пребывающий в здравом уме житель Майами не прикоснется к мертвым животным, но согласитесь: было бы негигиенично заваливать разлагающимися телами (пусть и не человеческими) подходы к величественному Дворцу справедливости нашего города. Поэтому бабалао убирает останки животных и собирает раковины, талисманы, перья, четки и прочие столь же ценные предметы, чтобы те своим видом не оскорбили духов, помогающих сторонникам сантерии встать на путь истинный.

Время от времени он вершит и иные дела, благословляя построенные небогатым подрядчиком надземные переходы или насылая проклятия на мерзкую футбольную команду «Нью-Йорк джетс». На сей раз к услугам жреца, видимо, прибегла моя сестра Дебора.

Официальному городскому бабалао на вид казалось лет пятьдесят. Бабалао был чернокож, высок ростом и обладал очень длинными ногтями и весьма внушительным брюшком. На нем были белые брюки, белая гуайавера[12] и сандалии. Он вылез из полицейской машины с недовольной миной мелкого чиновника, которому помешали продолжить важную работу по перекладыванию папок с одного места на другое. На ходу подолом рубашки он полировал стекла очков в роговой оправе. Подойдя к телам, он надел очки, и то, что он увидел, заставило его окаменеть.

Некоторое время он просто молча смотрел, затем, не отрывая глаз от тел, попятился назад. Отступив примерно на пятнадцать футов, бабалао, не говоря ни слова, развернулся, подошел к патрульной машине и влез в нее.

— Что за черт? — сказала Дебора, и я был вынужден согласиться — она правильно оценила ситуацию.

Бабалао захлопнул дверцу, замер на переднем сиденье и молча уставился через ветровое стекло в неведомые нам дали.

— Вот дерьмо, — произнесла моя сестричка и двинулась к машине.

Обладая пытливым умом, я очень хотел знать, что происходит, поэтому двинулся следом. Когда подошел к машине, Дебора стучала в стекло со стороны пассажирского места, а бабалао продолжал смотреть прямо перед собой, стиснув зубы и упорно делая вид, что не замечает.

Дебора застучала сильнее, и он потряс головой.

— Откройте дверь! — скомандовала она в лучших традициях полицейского стиля. Бабалао сильнее затряс головой, а Дебора в ответ сильнее забарабанила в окно. — Открой! — крикнула сестренка.

В конце концов он сдался, опустил стекло, повернулся к ней лицом и сказал:

— Ко мне это не имеет никакого отношения.

Само собой разумеется, Мэнни Борк обитал в Саут-Бич. Он обосновался на последнем этаже одной из высоченных новостроек, которые повылезали в Майами как грибы после дождя. Эта стояла именно там, где когда-то был дикий пляж, — Гарри брал нас с Деб туда пройтись каждым воскресным утром. Нам попадались всякие старые спасательные жилеты, обломки деревянных лодок, от которых отвернулась удача, буйки от ловушек для омаров, обрывки рыболовных сетей, а однажды утром мы даже наткнулись на исключительно мертвое человеческое тело, омываемое прибоем. Это все дорого мне как память, и я негодовал при мысли о том, что кому-то взбрело в голову воткнуть стеклянную каланчу именно здесь.

Утром следующего дня мы с Винсом ушли с работы вместе и отправились в кошмарное жилище Мэнни, которое теперь красовалось на месте, где прошли мои лучшие юношеские годы. В лифте я молча наблюдал, как Винс мнется и моргает. Подумаешь, встретиться с тем, кто ваяет нечто из нарезанной печени, чтобы заработать себе на жизнь, — ну и что здесь такого? Однако Винс заметно тушевался. По его щеке скатилась капля пота, и бедняга время от времени судорожно сглатывал.

— Это обычный организатор, Винс, — сказал я. — Он не опасен. Он даже не может аннулировать твою библиотечную карточку.

Винс посмотрел на меня и снова сглотнул.

— С ним не договоришься, — ответил страдалец. — Дотошный тип.

— А, ну ладно, — сказал я, — пошли искать кого посговорчивее.

Винс сжал челюсти, как будто сейчас предстанет перед расстрельной командой, и покачал головой.

— Нет, — храбро отозвался он, — надо довести все до конца, раз уж начали.

И тут открылись двери лифта. Он выпрямился и кивнул:

— Идем.

Мы прошли весь коридор, и Винс остановился у последней двери. Он сделал глубокий вдох, поднял кулак и, немного подождав, постучал в дверь. Ничего не произошло. Несчастный глянул на меня и мигнул, все еще держа руку поднятой.

— Может быть, — сказал он.

Дверь открылась.

— Приветик, Вик! — чирикнуло чудо, торчавшее в дверях, а Винс в ответ покраснел и запнулся: