Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как они не задыхаются в такую жару! — изумился я.
Мы вышли из машины и направились к иезуитам.
— Проезд закрыт! — объявил один из них. — Это не туристский объект.
— Мы не туристы, — успокоил я. — У нас дело к Святому Бессмертному Игнатию Лойоле. Мы прибыли с дипломатической миссией от Эммануила, Первого Консула Российской республики.
На меня посмотрели с явным недоверием. Тогда я достал дипломатический паспорт и помахал им перед носом серопиджачников. Марк последовал моему примеру. Паспорта были пойманы и тщательно изучены. Охранники переглянулись, в их глазах мелькнул интерес. Один из серых вынул мобильник и удалился в кусты. Мы терпеливо ждали,
— Проезжайте, — произнес он, когда вернулся. — Святой Игнатий примет вас.
Мы с облегчением вздохнули и сели в машину.
Жилище Лойолы представляло собой внушительных размеров двухэтажный дом с арочной галереей по второму этажу, башенками и черепичной крышей. Над крышей торчала белая тарелка спутниковой антенны, а возле «хижины отшельника» находилась часовня.
Нас впустили и отвели в гостиную. Здесь бывший генерал ордена промурыжил нас около часа. И когда Марк отмерял по комнате, от восточного окна к западному, по крайней мере пятый километр, хозяин наконец соизволил появиться в дверях.
Он был среднего роста, лыс, имел маленькую клинообразную бородку, впалые щеки, нездоровый желчный цвет лица и к тому же слегка прихрамывал. Я вспомнил, что эта хромота — следствие раны, полученной Лойолой еще в молодости, когда он служил офицером в армии Карла V и защищал цитадель в Памплоне.
Я шагнул к нему навстречу и преклонил колено, чтобы поцеловать руку, но почувствовал на себе его цепкий взгляд и поднял голову. Лойола побледнел, отошел на шаг и впился глазами в мои руки, а потом в руки Марка.
— Вы служили вместе? — без предисловий резко спросил он.
— Нет, — удивился я. — Я никогда не служил, падре.
Лойола задумался. Казалось, он был в нерешительности. Он не дал мне поцеловать руку и не позволил встать. Я так и стоял, преклонив колено, в отличие от прямого Марка, не испорченного иезуитским образованием.
— Эммануил что-то передавал для меня?
— Господь! — поправил Марк, но поймал на себе горящий взгляд глубоко посаженных глаз Лойолы и сразу замолчал.
Я протянул святому Игнатию письмо, но он даже не раскрыл его.
— Что у вас за татуировка, молодой человек?
— Какая татуировка?
— На правой руке. У вас и вашего друга,
Я тупо уставился на свою руку. Там ничего не было. Марк тоже увлекся аналогичным исследованием и, судя по его реакции, с тем же результатом.
— Но у меня нет никакой татуировки! — воскликнул я.
Лойола задумался еще больше.
— Встаньте, молодой человек, — наконец сказал он мне. — Вам с вашим другом отведут комнату на втором этаже. Я обдумаю ответ.
— Совсем старик из ума выжил, — тихо сказал Марк, когда мы поднимались по лестнице. — У него уже галлюцинации. Хотя, говорят, он и раньше был помешанным. И дался он Господу!
И несмотря на вбитый в голову в колледже пиетет перед святым Игнатием, я подумал, что на этот раз Марк, пожалуй, прав.
Когда мы вошли в нашу комнату, первым делом я бросился к окну и широко распахнул его. Марк понял мой замысел и оставил дверь открытой. Но прохлады это не прибавило. Воздух на улице был раскален больше, чем в доме. К тому же становилось жарче.
— Слушай, по-моему, там где-то внизу журчит вода, — сказал я Марку. — Может, пойдем погуляем?
— Ты выдаешь желаемое за действительное. На улице еще хуже. Жарко — залезь в душ.
— А где здесь душ?
Марк лениво поднялся с кровати.
— Пойдем спросим.
Выходя из комнаты, мы обнаружили, что дверь не запирается. Это несколько насторожило Марка.
— Брось! Воровать здесь некому, — сказал я.
Но Марка это не особенно успокоило. Между тем дом как вымер, и мы все-таки вышли в сад. Он был огорожен витиеватой железной решеткой, и воды в нем не имелось. Тогда мы направились к воротам, охранявшимся кордоном иезуитов.
— Вы куда, господа? — окликнули нас. — Вернитесь!
— Почему?
— Приказ святого Игнатия Лойолы.
Марк помрачнел еще больше.
— Ну что ж, пошли обратно, — вздохнул я.
На пороге нас встретил сам основатель Общества Иисуса. Он был явно не в духе.
— Как вы смели открыть окно? — прогремел он. — Вы мне весь дом изжарите!
— Но, падре, очень душно, — попытался оправдаться я.
— У вас что, кондиционера нет?
Тьфу! Блин! Дикие мы люди. Так, значит, здесь кондиционер! Впрочем, а почему дикие? Просто у нас куда холоднее. Зачем в нашем климате кондиционеры?
— Мы не знали.
— А ну идите сюда! — крикнул Лойола тоном учителя, собирающегося немедленно выпороть нерадивого ученика. Я с опаской подошел. Марк подтянулся следом.
Тогда святой Игнатий взял со стола лист бумаги и ручку и нарисовал на нем странный символ, напоминающий правозакрученную свастику, но трехлучевую и с закругленными, а не ломаными концами и кругом в центре.
— Что это за знак? — резко спросил Лойола.
Мы переглянулись и дружно пожали плечами. Святой так и буравил нас глазами Но, верно, буровые работы не дали ожидаемых результатов, и он зло швырнул бумагу на стол.
— Идите и включите кондиционер. Окон не открывайте. В пять часов я жду вас на мессе.
— Старый брюзга, — шепнул я Марку уже возле двери нашей комнаты. — Не понимаю, как мог до этого докатиться человек, объявлявший себя рыцарем Пресвятой Девы и один ходивший проповедовать в Палестину?
— Как до этого мог докатиться бывший офицер? — вздохнул Марк.
Мы честно закрыли окно и повернули на холод регулятор кондиционера. Сразу стало легче. Марк перевел дух и вдруг застыл посреди комнаты.
— Петр, здесь был обыск.
— С чего ты взял?
— Сумка моя чуть-чуть не на месте, и твоя тоже. Стул стоял не совсем так, его повернули к столу. Аккуратные, сволочи, но они недооценили, с кем имеют дело.
— Марк, у тебя фобия.
— Проверь лучше свои вещи.
Я проверил. Все было на месте. Марк тоже не обнаружил пропажи, но мрачно заключил:
— Не нравится мне это!
Я развел руками. Мне это тоже не особенно нравилось. В обыск я не верил, но нас отсюда не выпускали, и это было реально, а Лойола вел себя более чем странно. Тем временем в комнате стало холодно, даже слишком. Как в холодильнике. Я застучал зубами и передвинул регулятор кондиционера на «Жарко». Проклятый прибор мигом среагировал, и через полчаса мы снова задыхались. Мы просражались с дурацкой машиной до самого времени мессы, плюнули и пошли в часовню.