из лодок и барж грузились солдаты. Увидев буксир, пароход сразу отвалил от лодок и попытался дать ход. «Шайтан» совершил предупредительный выстрел по пароходу, после чего на всех парах прошел сквозь разошедшийся мост. Быстро проскочив город (довольно маленький, всего на 10 000 жителей), команда «Шайтана», к своему огромному ужасу, увидела за его северной границей около тысячи солдат на левом берегу и примерно полторы тысячи на правом.

Никто не произвел ни одного выстрела, а солдаты стали спешно уходить в северном направлении. Но не все. Одна группа вышла к берегу и знаками показала, что хочет сдаться. Синглтон пристал и принял сдачу шести офицеров и около 100 рядовых. Оружие и офицеров погрузили на борт, а рядовым приказали идти обратно в город. «Шайтан» сопровождал их вдоль берега, держа под прицелом. На обратном пути таким же манером приняли сдачу еще примерно 150 человек, которые присоединились к процессии. Вернувшись в Амару, Синглтон через османских офицеров приказал пленным ждать его возвращения возле кофейни, а сам поспешил соединиться с «Кометом».

Таунсенд, Кокс и остальные через полчаса высадились прямо в центре города у здания таможни, где их встретили мэр города, военный комендант со своими людьми и местные шейхи, которые формально сдали город Таунсенду. Вскоре на набережную прибежал посыльный, сообщивший, что в казармах на окраине города хочет сдаться еще один батальон. Принимать сдачу через весь город отправился лейтенант Палмер, прихватив моряка, морского пехотинца и переводчика. В казармах они выстроили четыре сотни солдат и офицеров, после чего торжественно (Палмер во главе колонны, двое его подчиненных позади) отконвоировали их на набережную. С учетом улова Синглтона, пленных собралось 800 человек, при том что небольшие группы продолжали подходить для сдачи.

Многие сдающиеся честно признавались, что совсем не хотят пешком идти через пустыню до следующего османского аванпоста. Амара и окрестности были территорией племени бени лам, известного своими вероломством и жестокостью, так что ожидалось, что в плену спокойнее.

К вечеру пришли новости о двух тысячах вражеских солдат, приближающихся к городу с севера. Это были старые знакомые экипажа «Шайтана», которые предпринимали вторую попытку войти в город. Им навстречу послали буксир, который вновь обратил их в бегство несколькими выстрелами из пушки. Нерешительность столь крупной группировки османов можно объяснить тем, что эти части возвращались из Персии (именно с ними так и не встретился Горриндж в мае), устав после продолжительного марша через пустыню и не имея никаких вразумительных сведений об обстановке.

Ночь Таунсенд и его маленький отряд встречали с нескрываемой тревогой: они оказались посреди десятитысячного враждебного города с тысячью пленных на руках, а свои все не подходили. На борту «Комета» и «Шайтана» никто не спал, стоя вдоль бортов с оружием в руках. Тем не менее ночь прошла тихо, лишь под утро местные жители принялись грабить лавки и склады, пользуясь временным безвластием.

Долгожданная подмога пришла ранним утром, и Таунсенд наконец-то смог выдохнуть спокойно.

Регата Таунсенда завершилась оглушительным успехом. Британцы продвинулись на 100 километров вглубь страны, взяв более 2000 пленных, двадцать орудий и семь плавсредств. Их потери составили четверо убитых и двадцать один раненый. Подобное соотношение можно встретить разве что во время американского вторжения в тот же Ирак в 2003 году.

Наступление на Амару стало примером великолепно спланированной и проведенной с несомненным мастерством и мужеством (на грани авантюризма) наступательной операции. Однако этот успех имел далекоидущие последствия. Слишком уж легко все получилось.

Глава V

Постоянные удары англичан были не единственной головной болью турок в течение весны-лета 1915 года. Проблем добавила вновь полыхнувшая извечная религиозно-этническая вражда. Современному читателю не надо пояснять, насколько сунниты и шииты «любят» друг друга и в каких формах может выражаться это горячее чувство. Достаточно включить телевизор или войти в интернет, чтобы найти многочисленные свидетельства «дружбы» народов и религиозных меньшинств в современном Ираке. В те далекие времена все обстояло примерно так же.

Османская империя не была жесткой авторитарной страной с сильной центральной властью, особенно на окраинах. В Ираке власть османов традиционно держалась на тонком балансе между представителями различных кланов, племен и религиозных групп и учета их интересов в любом предприятии. Начало войны шиитские общины встретили без особого энтузиазма: они не питали особой любви ни к далекому Константинополю, ни к куда более близкому багдадскому начальству, которое, конечно же, издревле состояло либо из турок, либо из местных суннитов как самой большой, влиятельной и богатой общины. Шииты-пессимисты полагали, что в итоге все закончится сменой хозяина, а их в любом случае ограбят, шииты-оптимисты же считали, что, как бы ни пошли дела, вполне вероятно, пограбить удастся самим.

Начало войны подтвердило мнение пессимистов. Турецкие власти начали массовые реквизиции (продовольствия, тяглового скота, лодок и телег) методом откровенного грабежа, а также мобилизацию военнообязанных методом «хватай всех, кого встретишь». Как и следовало ожидать, реквизиции вызывали плохо скрываемую враждебность, а на мобилизацию арабские рекруты (которых турецкие офицеры и в мирные годы считали в лучшем случае ненадежными) ответили столь же массовым дезертирством. Уже с апреля 1915 года турки начали посылать воинские части прочесывать шиитские города и деревни в поисках дезертиров, причем с категорическим приказом из Константинополя не миндальничать с нелояльным местным населением. Все это привело к закономерному результату — неприязнь обернулась ненавистью и полыхнула жарким огнем, как только турецкая хватка ослабла.

В мае 1915 года первым восстал город Наджаф, известный религиозный центр мусульман-шиитов. Вот как там развивались события.

19 мая к городу подошел крупный отряд османских войск, состоящий в основном из мусульман-суннитов во главе с арабом-суннитом майором Иззет-беем, который объявил трехдневный период амнистии для всех дезертиров, кто добровольно сдастся и продолжит служить в османских войсках. Тех, кто не сдастся, по законам военного времени ждала смертная казнь. За время амнистии большинство дезертиров, конечно же, утекли из города, но Иззет-бей решил, что надо в любом случае преподать шиитам урок. 22 мая в Наджафе началась тотальная зачистка с выбиванием дверей и даже заглядыванием под юбки женщинам в поисках спрятавшихся. Это стало последней каплей. В ночь с 22 на 23 мая в городе начались открытые беспорядки, которые возглавили — кто бы сомневался — вооруженные дезертиры, дерзко ворвавшиеся в Наджаф. Оказавшиеся в осаде посреди восставшего города солдаты-сунниты имели весьма кислые перспективы. В течение трех дней в Наджафе и окрестностях планомерно уничтожались все госучреждения, склады османской армии и даже телеграфные столбы.

Вести о шиитских беспорядках достигли Багдада к вечеру 23 мая, и там