Твердеет. Становится таким безумно твердым, что я снова давлюсь. Пытаюсь сглотнуть, но он проталкивается дальше. Глубже. Снова в горло.

Расширяется. Растягивает меня так, что перед глазами темнеет.

Внутрь меня выстреливает его мощная горячая струя. Обжигающая. Переполняя своим вкусом легкие и кровь.

Снова еле подавляю рвотный рефлекс. Сейчас нельзя.

Хочется повалиться на постель, но я послушно глотаю все до капли.

Вылизываю его огромный, все еще до сумасшедствия, пугающе твердый член, когда он выходит из моего рта.

Старательно вылизываю. Медленно. Стараясь не пропустить ни пятнышка. Опускаюсь до самых яиц. Вычищаю черную поросль волос на твердом животе. Все вычищаю. Будто кошка.

Надеясь только на одно.

Что он успокоиться. Что ему достаточно хватило.

Если сейчас он меня возьмет, ворвется внутрь, я просто не выдержу. И так ощущение, что с меня там содрали кожу.

Даже при одной мысли, что он может сейчас туда войти, окончательно темнеет перед глазами и подкашиваются ноги.

Я не выдержу. Я завою. Начну уползать, пока не выползу просто на улицу! Через окно. Прямо так. Голая. И буду ползти по дороге. До самого родительского дома. И плевать мне на все последствия. На расплату. Потому что я. Этого. Просто не выдержу!

Еле подавляю вскрик облегчения, когда Бадрид все с тем же каменным лицом заправляет член в брюки.

Кажется, так замираю, что даже не дышу, наблюдая за этим. Не вспугнуть. Только бы не передумал!

Но молния на штанах защелкивается с оглушительным визгом, который приносит мне облегчением. Только сейчас чуть расслабляюсь и наконец позволяю себе спокойно вдохнуть.

— Я дал твоей семье двадцать четыре часа на то, чтобы убраться из города, — безучастно сообщает Багиров, проведя рукой по моим губам. — После этого все, чем вы владели в этом городе, будет выжжено или взлетит на воздух.

Валюсь с глухим стоном на постель, как только дверь за Багировым захлопывается.

В горле саднит. Пальцы и кожа горят от его разбухшего члена, который до сих пор будто чувствую на себе.

В руках.

В горле.

Внутри себя, раздирающей складки и влагалище огромной дубиной. Раскаленной. Разбухшей.

Вся забита его запахом и вкусом. Вся перемазана.

Но нет сил подняться. Пойти и смыть с себя все. Или хотя бы вытереться.

Стон облегчения и тут же глухой удар сердца в груди. Будто я лечу в пропасть.

Да. Черт возьми, да. Я выкупила жизнь своей семьи.

Но…

Я ведь продала, загубила свою собственную!

Только теперь. Когда дикое напряжение, бесконечный страх за семью наконец отступает, я в полной мере начинаю чувствовать эту боль.

Безумную. Раздирающую. И в своем теле и в своей душе.

Все мои мечты. Все планы на жизнь! Яркие сны и глупые, пусть детские наивные мечтания!

Все это уничтожено!

Как дорогие мне вещи. Память о детстве. Мои рисунки. Наброски. Заметки, где я накидывала переводы, мечтая, что когда-нибудь счастливо выйду замуж и открою свое бюро по языкам. Ну, или маленькое туристическое агентство!

Пусть смешно и наивно. Пусть я не мечтала никогда стать королевой. Женой главы огромного клана. Пусть. Но это была моя жизнь! Моя и мои мечты!

И самым страшным потрясением в ней стало то, что меня вдруг унесло. Я вдруг влюбилась в жениха сестры и дико переживала о том, что могла бы стать его ВТОРОЙ женой!

Боже!

Вот теперь по-настоящему выкручивает, выламывает, выворачивает ребра. Насквозь. Так, что, кажется, они просто с мясом вылетают из груди.

Будь ты проклята, Алекса! Будь. Ты проклята!

Ради чего? Ради чего пришлось загубить столько жизней? Ради того, чтобы раздвинуть ноги перед каким-то байкером?

Любовь, видите ли, ее накрыла!

Любовь!

Ценой стольких жизней и всей моей судьбы!

Обхватываю подушку. Впиваюсь в нее зубами.

Все, что я могу. Все, что мне остается, — это просто тихонько выть от собственного бессилия!

Бадрид

— Расскажи мне, Ингвар, как это ты вдруг решил, что можешь задержать мои поставки?

Блядь.

Я дожился до того, что хлещу виски прямо во время работы. Охренеть.

И не важно, что это мой кабинет.

В самом дорогом и роскошном клубе столицы.

Не важно, что Ингвар сопля под ногами. Хотя кто-то, конечно, и их клан признает авторитетным.

Это все херня.

Главное. Что я никогда не прикладывался к спиртному больше, чем нужно. И уж тем более, не когда выясняю работу с поставками.

Да и с чем угодно.

В работе нужен четкий разум и крепкая рука. Чтобы не промахнуться, когда заметишь, как подозрительно моргает оппонент. Переговоры — это тоже искусство вовремя увидеть угрозу и первым выхватить ствол. Какой бы авторитетной и сильной ни была твоя семья, твоя империя.

Всегда могут найтись отчаянные, которые хотят занять твое место. Всегда.

— Бадрид…

Блядь. Расплывается в улыбке.

Еще и руки в стороны расставляет, как будто я его, на хрен, лучший друг. И он обниматься предлагает. Ну, или чтобы показать, что его руки на безопасном расстоянии от ремня, за которым может быть ствол. Тогда это разумный ход. Но все равно неприятный. Морщусь.

— Это всего лишь проволочка. Всего два часа. Задержки. На перевалочных пунктах и границах сейчас оххххх, как неспокойно. Но все будет в порядке. Товар будет в свой срок. Ведь сутки не закончились. Все будет. До полуночи. Обязательно. И поверь. К нему я приложу свои искренние извинения. Почти половину моей доли. А это немало. Это то, за что мои люди могли бы жить месяц. И я примчался к тебе сразу, как только мне сообщили, что произошла задержка. Сам. Ты же знаешь. Я никогда. В жизни бы не пошел против тебя. Мысли бы не допустил напортачить. Хотя бы напортачить, Бадрид! О другом я даже думать боюсь! В мыслях другого слова не называю, когда речь идет о тебе!

Глотаю то, что осталось в стакане. Одним махом. Больше половины.

Да. Таможни. Границы. Поставки.

Мой брат Роман. Который называет себя Градовым. Паршивая овца, давно покинувшая семью.

Умудрился поднасрать так, что до сих пор разгребать и разгребать остается.

Грохнул членов десяти! Десяти, мать его, влиятельных семей!

Устроил нам, блядь, войну кланов. Почти, на хрен, престолов!