– Когда меня выпишут? – спросила, глядя прямо в лицо. И так хотелось съездить по его довольной физиономии, что я чуть руки не вытащила из-под одеяла!

– Если будешь хорошо вести, то дней через семь, – с легкой полуулыбкой произнес мужчина.

– Но мне сказали, что можно на пятый день! – возмутилась, чуть ли не подскочив на месте! Семь дней! Это же полный капец! Я столько не выдержу!

– Я же сказал: «если будешь хорошо себя вести!» – Я раскрыла рот, и тут же его закрыла, стараясь привести в норму дыхание. – Брат привез, что я просил?

– Да, – выдавила из себя.

– Молодец! – я не поняла, кого он похвалил: меня или брата. – Гель – два-три раза, и таблетки по инструкции. Читать умеешь. Отдыхай! – И он отошел к Галине Петровне! Не стал даже ногу смотреть! Аллилуйя! Может, зря я на него злюсь? Вон он, даже не воспользовался своим «преимуществом»!

* * *

Радость, что можно «вычеркнуть» один день, оказалась преждевременной. Утро, несмотря на предпраздничный день, нисколько не отличалось. Честно говоря, думала, что в отделении будет полная тишина, и про пациентов все забудут. Но, нет. Процедуры и перевязки никто не отменял!

Еще вчера у вечерней медсестры я поинтересовалась, кто делает перевязки. И Антонина Фёдоровна, высокая сухая женщина, меня успокоила, что обычно перевязки всегда делает она. На вид ей было за пятьдесят. Она немного задержалась вечером в нашей палате, рассказывая разные случаи из практики. Видимо, общение ей было тоже необходимо, а молоденькие медсестры не располагали к душевным разговорам. Вот она и забежала к Галине Петровне поболтать, развеселив и подняв нам всем настроение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Возле перевязочного кабинета сидела одна женщина. Находиться с другими людьми было некомфортно, тем более что большинство были почему-то мужчины. И я ждала, когда все разойдутся по палатам, постоянно выглядывая в коридор. И вот, когда почти никого не осталось, пошла на первую перевязку.

Поздоровалась с Антониной Федоровной и назвала свою фамилию и номер палаты. Медсестра бросила на меня странный взгляд, отметила что-то у себя в журнале.

– Присядь, я сейчас, – и вышла из кабинета.

Я огляделась. Обычный кабинет, большую часть которого занимал подъемный стол в центре. Над ним висели круглые лампы. Неужели и тут проводят операции? Возле окна – рабочий стол с журналом и стойка с медицинскими контейнерами. Также тут был холодильник и много шкафчиков. Я бы сказала, что немного тесновато для такого помещения.

От дальнейшего разглядывания меня прервал влетевший в кабинет Стасиков. Невольно вскинула брови от удивления, застыв в немом вопросе: «Какого лешего ты здесь забыл?»

– Синичкина, что стоишь? – Было такое ощущение, что он бежал! – Раздевайся, ложись!

«Что-о?!»

– А где Антонина Федоровна? – все еще не веря в происходящее, спросила заикаясь. Так, уточнить. На всякий случай.

– Ее вызвали. – Вот лжёт и не краснеет! – Тебе помочь? – в его голосе появились знакомые насмешливые нотки. Да что б тебя!

– Не надо. Я сама! – отмахнулась, собирая волю в кулак.

– Как скажешь! – ухмыльнулся. Гад!

Я села на кушетку и осторожно легла. Одна сторона халата съехала, оголив прооперированную ногу, второй я пыталась прикрыться. Никогда еще не чувствовала себя так неловко! Я отвернулась к стене, чтобы не встречаться взглядом со Стасиковым.

Присутствие мужчины рядом ощутила сразу. У него была какая-то сверхмощная аура, не заметить которую просто невозможно! Игорь склонился и осторожными движениями снял повязку. Я почувствовала, как он слегка придавил влажную марлевую салфетку, потом убрал. Утешало одно: никаких комментариев! Я бы точно не выдержала, если бы сейчас он начал еще издеваться! Нервы были итак на пределе, а чувства обострены так, что малейшее колебание воздуха было заметно! А когда он коснулся кожи, прижимая пластырь, чтобы зафиксировать повязку, я перестала дышать. Еще ни разу чужое прикосновение не вызывало таких ощущений!

– Лера, – я не сразу поняла, что Игорь зовет меня. Я повернулась и посмотрела в лицо мужчине, ожидая наткнуться на привычную для него насмешливость. Но он был совершенно серьезен, если не сказать, что озабочен. – Лера, тебе, наверное, уже сказали, что шутить с этим не стоит?

– Сказали. Думаешь, почему я здесь?

– До этого ты обращалась к врачу?

– Нет! – ответила слишком порывисто и, пожалуй, резко. Чем заставила Игоря грустно усмехнуться, но он тут же стал опять серьезным.

– Скажи брату, пусть купит компрессионные чулки второго класса. Лучше, конечно, колготки, но сейчас, пока на ноге шов, не стоит. Я сейчас напишу. И постарайся их надевать. Желательно носить их постоянно, вместо обычных.

– Даже летом? – решила подколоть.

– Даже летом, – совершенно серьезно ответил Игорь, и предложил руку, чтобы я встала.

Я подала свою, подымаясь. Встала и оказалась зажатой между кушеткой и мужчиной, который так и не отпустил мою руку. Мы несколько секунд смотрели друг на друга.

– Может, отпустишь меня домой раньше? – Я первая пришла в себя.

– Даже не надейся! – чуть заметно улыбнулся в привычной для себя манере. – Швы сниму, тогда посмотрим. – Добавил, уже полностью скрывшись за маской лицедея. – Должен же я с кем-то встретить этот Новый год!

– О! Я думаю, что ты найдешь с кем! – Вспомнила про Олечку.

– Предпочитаю компанию старых знакомых!

– Надо же! Какое трепетное отношение к старости! – Намекнула на его популярность у пациенток.

Стасиков закрыл глаза, внутренне смеясь, и отступил на шаг, отпуская мою руку.

– Ты нисколько не изменилась.

– От тебя это звучит подозрительно, – сказала, уже держась за ручку двери, чтобы выйти.

– Не ищи скрытый смысл там, где его нет, Лера.

– Постараюсь. Спасибо, Игорь… Романович, – добавила его отчество после небольшой паузы, с ехидной усмешкой, чтобы обозначить его статус.

Широкая улыбка и тихий смех мужчины были последние, что я видела, закрывая за собой дверь.

* * *