— А на суде вы хоть правду сказали? — обратилась Вера к Анатолию.

— А кому я чего докажу? Судья девчонка молоденькая, кто только на нее эту мантию нацепил, непонятно. Да она и не слушала меня. Сейчас, говорят, карьеру сделала. Ну так десять лет почти прошло…

За дверью раздались тяжелые шаги. Потом кто-то покашлял, словно предупреждая о своем визите, и дверь распахнулась.

На пороге стоял Миклашевский с букетиком из трех тощих роз. Шагнул через порог, покосился на благоуханную роскошь, стоящую в пятилитровой банке из-под маринованных помидоров, скользнул глазами по Толику и Жанне. И снова посмотрел на них — теперь уже недоуменно, явно не понимая, кто перед ним. Уж больно не вязались дорогой костюм и бархатное платье с поцарапанными и посеревшими от частого употребления горячительных напитков лицами.

— Я к вам по делу, Вера Николаевна, — наконец произнес Иван Севастьянович, давая понять, что дела у полковников полиции могут быть только секретные, а потому посторонним лучше удалиться.

Жанна поднялась. Следом, с некоторой неохотой, встал со скрипучего стула и Толик.

— У меня тоже дела, — возразила Вера. — Эти граждане как раз и помогают их решать. Иначе я не смогла бы так быстро войти в курс данного мне важного поручения и следить за порядком на ответственном участке вверенной мне территории.

Иван Севастьянович посмотрел на стол, на торт, на замызганный электрический чайник. Потом чуть-чуть нагнул голову, словно надеялся увидеть припрятанную под столом бутылку водки. И произнес проникновенно:

— Беседа очень важная для вас и не для посторонних ушей.

— Ладно, — кивнул Толик, — мы пойдем.

— До свидания, — произнесла Жанна с печалью в голосе, словно ей очень не хотелось оставлять Веру наедине с вошедшим полковником. Но на Ивана Севастьяновича женщина посмотрела очень внимательно.

Миклашевский проследил взглядом за парочкой, пока та не скрылась за дверью. Потом выглянул в предбанник. И, никого не обнаружив, плотно прикрыл створку.

— Короче, — произнес он, подходя к столу и выбирая, на какой стул опуститься, — твоя ссылка может сократиться. Районное управление доложило, что они вышли на след организаторов детской порнографии. Мы подключим в группу, которая будет заниматься раскрытием этого общественно опасного преступления, опытных сотрудников городского управления. В отчете упомянем и твои заслуги. Потом оформим на тебя еще какое-нибудь раскрытие или задержание опасного преступника… В общем, придумаем что-нибудь. Объявим благодарность, снимем ранее наложенное взыскание…

— Придумаем что-нибудь, — подсказала Вера.

— Ну, ты это… — начал было Миклашевский.

Но Вера не дала ему договорить:

— Не надо ничего для меня придумывать. И вообще мне здесь уже нравится.

— Ты что, обиделась, что ли? — не понял Иван Севастьянович. — Зря ты. Я ж от всей души. Заглянул специально, чтобы тебя с прошедшим днем рождения поздравить. Вечером загляну еще раз, к тебе домой…

— С Гороховым?

— При чем тут он? Ну, а если даже и с ним, ты против, что ли? Ведь он старался, перед начальством за тебя горой стоял.

— Вероятно, потому, что вы доложили ему: у меня с физической подготовкой все в порядке. Вы даже на тренажерах так не надрываетесь.

Миклашевский покраснел внезапно, и очень сильно. Оглянулся на дверь, снова посмотрел на Веру и перешел на шепот, хотя никого, кроме них, поблизости не было:

— Что за ересь? С чего ты взяла?

— Вы всегда так громко беседуете в своем кабинете… Секретарша наверняка все слышит.

— Какая секретарша? — продолжал притворяться непонимающим Иван Севастьянович. — Моя, что ли? Алка? Она тебе эту глупость сообщила? И ты веришь?

Вера посмотрела на дверь и обронила:

— Товарищ полковник, у меня дела.

— Гонишь, значит… — догадался Миклашевский. — А ведь я к тебе со всей душой.

Он посмотрел на чайник, на торт, но Вера и не думала предлагать ему чайку со сладким.

— Ну, ладно, — произнес Иван Севастьянович, поднимаясь, — если что надо будет, звони, помогу. Я не злопамятный.

Полковник шагнул к выходу, взялся за ручку двери и обернулся.

— А если я добьюсь того, что тебе вернут твой кабинет, все будет так, как раньше?

— Как раньше не будет, — покачала головой Вера. — И вообще ничего не будет.

Секунду подумала и добавила:

— Потому что я не вернусь. Сама уже не хочу.

— Быстро ты забываешь хорошее к тебе отношение, — бросил через плечо Миклашевский и вышел.

Потом хлопнула уличная дверь. И совсем еле слышно донесся звук мотора отъезжающей машины.

В конце дня Владимир подкатил к опорному пункту на красивом белом внедорожнике. Остановился, посигналил. Вера как раз закончила работать и вышла на улицу. Увидела остановившуюся машину, услышала сигнал, но почему-то не подумала, что это приехали за ней. Тогда Владимир вышел из автомобиля и распахнул перед ней дверцу.

— Прошу!

В машине пахло кожей и орхидеями. Вера, усевшись на сиденье, потрогала обивку и восхитилась:

— Шикарная машина! Чья она?

— Английская.

Внедорожник рванул с места легко и бесшумно. Вера знала, что они отправляются в автосалон, и потому сообщила Владимиру.

— Я сняла со счета сто тысяч. Как думаешь, на первый взнос хватит?

Владимир кивнул. Потом вдруг сказал:

— У твоего бывшего мужа был новый «Мерседес» стоимостью почти полторы сотни тысяч евро.

— Про «Мерседес» я в курсе, — кивнула Вера, — но не вникала в такие тонкости, как цена.

— Ну и правильно. Теперь на «мерсе» разъезжает судья. Правда, доверенность у нее просрочена, и она оформила себе другую — незаконно, разумеется. В этой связи у меня вызвала подозрение доверенность, выданная агентству матерью Бережного на продажу квартиры сына, но раз жалоб ни от кого не поступало, то пусть. Но с машиной у судьи явный прокол. Сегодня я встретился с ней и объяснил, что ездить на «Мерседесе» нельзя — у автомобиля теперь новый владелец. Судья ответила, что привыкла к «мерсу», и предложила взамен другой автомобиль — на мой выбор. Мне почему-то понравился этот.

— Замечательная машинка, — снова кивнула Вера. — В ней очень удобно.

— Ты, видимо, не поняла, — улыбнулся Владимир. — Это твой автомобиль.

Вера удивленно посмотрела на Владимира, а тот следил за дорогой. Но, вероятно, почувствовал ее взгляд и объяснил:

— «Мерседес» твой по закону. Он и так был твоим наполовину в момент покупки, а на вторую половину могла претендовать бывшая свекровь, хотя по суду получила бы в лучшем случае четверть стоимости. Сожительница твоего мужа все посчитала правильно — твоих три четверти стоимости за минусом амортизации. В общем, судья вернула тебе то, что должна была.