— Передозировка? — догадалась Вера.

— Да, — подтвердил Миклашевский. — Но это не все. Мать Лиусского… Ты слушаешь меня?

— Слушаю, конечно.

— Ну, ладно. А то молчишь, молчишь… Может, тебе не интересно.

— Я слушаю, — повторила Вера.

— Так вот, та самая мадам, которая накатала на тебя телегу министру и в общественную палату, всю ночь была рядом с ним. А сегодня днем, уже после смерти сына, поехала домой. Сама села за руль, на перекрестке вылетела на красный и прямиком под фуру. Пока жива, но состояние крайне тяжелое. Вот какие дела.

— Печально, — отозвалась равнодушно Вера.

— Собственно, чего я звоню. Баба, что сейчас в реанимации, совсем недавно на дерьмо исходила, министру писала, будто сын ее ни в чем не виноват, наркотики ему менты подбросили, а вон как с ним получилось.

— А я-то тут при чем?

— Ты специально, назло мне, тупой прикидываешься? — разозлился бывший начальник. — Теперь все переиграть можно. Я завтра же рапорт составлю.

— Но меня же обвинили во взятке, а не в том, что я наркотики подбросила.

— Значит, правда не хочешь возвращаться? Не хочешь, чтобы я тебе помог? — Голос Ивана Севастьяновича затвердел. — Ну, попомнишь ты еще мою заботу…

Вера отключила телефон и спрятала его в сумочку. Владимир ни о чем не спрашивал. Они поездили по району еще больше часа. Машина нравилась Вере с каждой минутой все больше. Она даже выехала на пустынную дорогу, ведущую вдоль похожего на лес парка, и разогналась, пытаясь выжать максимальную скорость.

— Поосторожнее, пожалуйста! — остановил ее Владимир. — Эта машинка более двухсот разогнаться может, а мы все-таки в черте города.

После этого уже на дозволенной правилами скорости Вера подрулила к дому, в котором снимал квартиру Владимир, и остановилась возле подъезда. Тут только и рассказала о причине звонка бывшего начальника. То есть о том, что случилось со студентом и его матерью.

— Грустная история, — произнес Владимир. Потом предложил: — Давай, что ли, проверим ключи, которые тебе подбросили?

Поднялись на третий этаж и проверили.

Ключи подошли. Оба замка, установленные в двери квартиры убитого Минусевича, легко отпирались. Но внутрь опечатанных апартаментов Вера и Владимир заходить не стали.

— Странно, — удивилась она, — почему ключи подбросили именно мне? Надо бы начальству доложить… Ты как думаешь?

Владимир пожал плечами.

— К себе пока не приглашаю, — сказал он, — у меня не убрано. Не грязно, конечно, но просто хотелось, чтобы, когда ты войдешь туда в первый раз, там все блестело и сверкало от радости.

Вдвоем спустились во двор и сели в машину. Вера не могла понять, как ключи от квартиры убитого Минусевича оказались в ее почтовом ящике. То есть понять она могла, но из этого следовало, что ключи с брелоком ей подкинул убийца, а значит, ему известно, кто она такая.

Когда зашли в парадное Вериного дома, Владимир остановился возле почтовых ящиков и даже подергал дверцу одного из них. Ту, что с номером ее квартиры.

— Какие-нибудь посторонние вещи находила здесь прежде?

— Только рекламные листочки. Еще некоторые умники окурки в щель пропихивают. И смятые сигаретные пачки… Ах да! Год назад или больше обнаружила в ящике мужской галстук. А однажды подбросили расческу в виде кнопочного ножа. Нажимаешь — и вместо лезвия выскакивает расческа.

— Все?

— Вроде все.

— И что ты сделала с этими вещами?

— Галстук повесила тут же на почтовых ящиках. Он был не из дешевых. Кажется, шелковый, красный с перламутровым отливом. Через день галстук с почтовых ящиков исчез. Вероятно, кто-нибудь его забрал. А нож-расческу положила в сумку. Потом уже на работе вспомнила и показала кому-то из оперов. Тот сказал, что подобные на зонах изготавливают, но найденная мной уж больно искусно сделана была — рукоятка из оленьей кости с резным узором… О, вспомнила: когда-то давно находила запонку. Больше ничего не помню.

Владимир проводил ее до дверей квартиры, даже зашел внутрь, но, похоже, для того только, чтобы убедиться — посторонних внутри нет. Прощаясь, посоветовал закрывать дверь на задвижку. Вера кивнула.

Оставшись одна, она внезапно поняла, что ей очень не хотелось, чтобы Володя уходил. А хотелось разговаривать с ним и разговаривать. Удивительно, но вечер показался таким коротким, хотя часы показывали начало одиннадцатого.

Вера не стала ужинать, легла в постель и стала размышлять о том, что узнала от Владимира. Если тот прав, убийца ходит где-то рядом, надо быть настороже. Можно, конечно, предположить, что ключи от квартиры Минусевича подбросили в ее почтовый ящик по чистой случайности, но… таких случайностей не бывает. Как сказал один умный человек, каждая случайность болтается, как брелок, на цепочке закономерностей. Если убийца знает, кто такая Вера Бережная, значит…

Да ничего это не значит! Возможно, он просто живет где-то рядом и издевается: ты, дескать, мент, а я спокойно дышу.

Владимир связал два убийства — любителя утренних пробежек и ее мужа, точно зная, что общих знакомых у них не было. Вполне вероятно, что теперь он проверит и знакомство Минусевича с адвокатом и тем убитым бизнесменом. А что, если…

Вера даже села в постели от неожиданно пришедшей в голову мысли.

А вдруг убийца не кто иной, как сам Владимир? Он живет рядом с Минусевичем — специально снял на короткий срок квартиру, чтобы выбрать удобный момент. А тут еще его пригласили быть понятым, и теперь мужчина в курсе всего дела. Он же и подбросил Вере связку ключей. И он спокоен, хладнокровен, а именно эти черты поведения отметил бомж Толик, когда описывал встреченного им человека, предполагаемого убийцу. Владимир следил за ней и сделал так, чтобы сближение с ней выглядело случайным. Наверняка он придумал историю про военного разведчика. Кто ж рассказывает такие вещи первой, можно сказать, встречной? Теперь вот вошел к ней в доверие…

Нет, не может быть! Кстати, а какая у него машина? Жанна назвала «БМВ» пятой серии серебристого цвета…

Да нет же, невозможно! Владимир не может быть убийцей! И потом — он буквально подарил ей прекрасный и очень дорогой автомобиль…

Вера вскочила с кровати и подбежала к окну, посмотрела вниз. Внедорожник стоял во дворе — новенький и сверкающий. Разумеется, Владимир не может быть убийцей…

Но сердце продолжало щемить, и боль как бы расползалась по всему телу. «Неужели я влюблена?» — подумала Вера. И от этой мысли ей стало тревожно и радостно.

Миклашевский не сдавался. Он позвонил через день и таким тоном, словно Вера по-прежнему остается его подчиненной, сообщил, что дело по раскрытию убийства гражданина Минусевича продвигается успешно, а попутно раскрыто еще одно преступление — по организации производства и сбыта порнографических материалов, куда были вовлечены несовершеннолетние, что относит данное правонарушение к разряду особо циничных и общественно опасных. Подобными казенными фразами полковник обычно начинал совещания, а потом давал советы, наказы и приказы всем сотрудникам. Вера так и ждала, Иван Севастьянович сейчас скажет что-нибудь вроде: «Уже выявлены и взяты под стражу два организатора преступного бизнеса — оба ранее судимы».