дальний конец пещеры, где хранит небольшой мешок с вещами, и достает из него кожаный пузырь с водой. Я уже видела такой. Мой папа был старой закалки и, отправляясь на охоту, брал с собой пузырь для воды, очень похожий на этот. Я протягиваю к нему руку.

Раахош слегка взбалтывает воду, а затем подносит к своему рту.

– Придурок! – возмущаюсь я. – Ты что, издеваешься надо мной?

Как раз перед тем, как сделать глоток, он смотрит на меня сверху вниз и дьявольски ухмыляется.

Я тут же начинаю мурчать, а мой пульс колотится где-то между ног. Черт возьми, паразит, сейчас не время.

– Нет, ты точно издеваешься надо мной, – ворчу я, но он протягивает мне пузырь, а затем гладит по щеке, словно показывая, что это мне. Мне не нравится его игривая сторона. Совсем. Абсолютно. Мое лицо серьезно, но губы подергиваются в улыбке, потому что плохо слушаются.

Я пью воду, немного разочарованная тем, что это не кофе, и оставляю ему, потому что я не последняя сволочь. Он делает глоток, а затем набивает пузырь снегом у входа в пещеру и вешает на небольшой выступ в стене.

Проделав это, он надевает ботинки.

– Ооо, мы идем на охоту? – взволнованно говорю я, поправляя одежду и поднимаясь на ноги. – Когда-то я помогала отцу на охоте. Я отлично стреляю из лука. Конечно, сейчас у меня нет лука, но, если мы найдем дерево, я, наверное, смогу его сделать. Знаешь, я как-то сделала один на уроке труда в старшей школе.

Он ничего не отвечает, натягивая ботинки и затягивая шнурки прямо под коленом, чтобы прикрыть голени. Затем берет копье и, не оглядываясь на меня, направляется наружу.

Я смотрю, разинув рот. Вот придурок. Он проигнорировал меня и отправился на охоту один. В бешенстве я несусь вслед за ним босиком по снегу, но… очень быстро сдаюсь, потому что даже паразит не может согреть пальцы на ногах. Вздрагиваю от холода и направляюсь обратно в пещеру, сердясь на своего похитителя.

Если он думает, что этим добьется моего расположения, то у него такие же проблемы с головой, как и с пониманием, что такое отношения.

Вернувшись, я сажусь у огня и жду, когда вернется мой придурок-похититель.

Раахош

Моя Лиз – болтушка. Даже думая, что я ее не понимаю, она болтает без умолку, ведя одностороннюю беседу. Для меня это странно, ведь я всегда был молчаливым. В племени шутят, что больше всего я люблю тишину.

Но… я не знаю, так ли это.

Когда я покидал пещеру, Лиз упомянула, что раньше уже охотилась, и выглядела обиженной из-за того, что я не взял ее с собой. Моя женщина умеет охотиться? Эта мысль для меня необычна. Не то, чтобы женщины са-кхуйи не могли охотиться, но их так мало, и мы ими так дорожим, что не смеем рисковать их жизнями на охоте. Возможно, когда Лиз наконец уступит зову кхуйи, мы вместе отправимся на охоту. Будем выслеживать дичь, спать в охотничьих пещерах и заниматься любовью долгими зимними ночами…

При этом моя женщина будет болтать без умолку, портя охоту.

И тем не менее эта идея наполняет меня радостью. Подумать только, после стольких лет у меня может быть напарница. Несмотря на племя, я всегда чувствовал себя… одиноким. Изгоем. Возможно, потому что у меня никогда не было ни пары, ни любовницы. Я считал, что никому не нужен.

Когда я вспоминаю об этом, мое настроение падает. Я все еще никому не нужен, в том числе Лиз. Злясь на себя, вонзаю обратную сторону копья в снег, используя его как трость. Она передумает. Она должна. Я… не знаю, что буду делать, если моя пара отвергнет меня, несмотря на ее кхуйи.

От одной мысли об этом моя душа начинает болеть.

Из-за снежной бури дичи в округе не так много, и требуется временя, чтобы добыть достаточно еды. Я подкрадываюсь к зверю и вонзаю нож в горло прежде, чем он успевает убежать. Затем пускаю кровь и разрезаю тушу от крестца до горла, чтобы кровь не свернулась раньше, чем я вернусь в пещеру. Вынимаю потроха и использую их как приманку в ловушках, которые проверю завтра. Остальными внутренностями перекусываю по дороге обратно. Вектал говорил, что люди придирчивы в еде и отвергают самые лакомые кусочки.

Вернувшись в пещеру, с удивлением обнаруживаю, что волосы Лиз мокрые, как будто она искупалась. Кожаный пузырь снова полон снега, а моя женщина сидит в мехах без юбки. Замираю при виде изящного обнаженного бедра и изгиба ягодиц, от чего кхуйи начинает буйствовать в груди.

Она натягивает одеяло, скрывая тело от моего взгляда. Ее лицо приобретает интересный оттенок розового.

– Так мило с твоей стороны вернуться, – говорит она.

Мое сердце бешено колотится. Она серьезно? Мой член тверд и ноет от желания заявить на нее права, но ее лицо выражает недовольство. Это сбивает меня с толку. Это очередной ритуал спаривания, который я не понимаю?

Почему Вектал не рассказал больше о том, как ухаживать за человеческими женщинами? Я в растерянности.

Я наблюдаю, как Лиз проделывает при помощи костяного ножа очередную дыру в юбке. На самом деле, это уже не юбка, кажется, она смастерила себе штаны. Умно. Ее волосы собраны на макушке, образуя подобие короны, и я поражен ее изобретательностью.

Я намеренно оставил Лиз без обуви, потому что волнуюсь, что она уйдет, как только ее получит. Теперь мне придется внимательнее следить за ней.

По пещере разносится звук, и на мгновение я думаю, что это ее кхуйи… Но потом понимаю, что это ее желудок. Она голодна.

Подхожу к костру и мастерю вертел из нескольких веток. Людям нравится есть подгорелое мясо, и я делаю это для Лиз. Пока я освежевываю дичь, моя пара с интересом наблюдает. Она не бунтует, как я ожидал.

– Это дикобраз? – интересуется она, когда я отбрасываю в сторону шкуру зверя с иглами. – Выглядит, как результат спаривания кошки с утконосом.

Я не понимаю большинства ее слов. Срезаю полосками сочную плоть с боков зверя и насаживаю ее на вертел, чтобы приготовить на огне. Моя пара продолжает наблюдать с интересом, время от времени комментируя.

– Я не ощущаю запаха еды настолько сильно, насколько ожидала, – говорит она. – Это странно. Как будто у меня заложен нос, но это не так. Кажется, я не чувствую запахи, как раньше. – Она поднимает руку и нюхает себя под мышкой. – Даже мой запах пота практически отсутствует.