Я лежала и смотрела в звездное небо. Мало-помалу чувство глубокого, отстраненного покоя снизошло на меня. Не хотелось ни шевелиться, ни думать. Надо мной – бездна неба, подо мной – бездна моря, молодость, ночь и рассеянные нежные звуки где-то там, на грани сознания… что еще надо?

…Голоса возникли неожиданно и как-то сразу буквально в двух метрах от меня. Я пошевельнулась и даже хотела было спросить, что такое, но тут же замерла на дне шлюпки, осознав, что именно я услышала.

– А этот хваленый Шульгин тоже раскис, – говорил голос, который мог принадлежать только одному человеку, косоглазому, – почти все баксы просадил.

– Да, Петр Дмитрич говорил, что с ним могут возникнуть проблемы.

Я тяжело сглотнула: сказавший последнюю фразу совершенно точно был Алик. Только не тот небрежно-гнусавый Алик с нарочитым пацановским базаром, несколько устаревшим уже, а другой – спокойно и собранно цедящий неторопливые тяжелые слова. Вот оно что, дорогие россияне. Значит, вы не те, за кого себя выдаете? И, быть может, босс подозревал что-то подобное, если вот так сразу, без промедления, к ним приклеился?

Я затаила дыхание и слушала дальше.

– Не лезь к нему, вот и не будет проблем, – проворчал еще один, в котором я уже без труда опознала Японца. – Откуда шеф взял, что этого Шульгина подослали, чтобы вытрясти из Вишневецкого секреты этой самой квадросистемы? Он с женой, опять же, с этой своей дамой… красивая, кстати. По всему видно, люди отдыхают.

– Если он говорит, значит, знает Шульгина, – сказал косоглазый, – и мою систему…

– Ладно, Вишневецкий, заткнись, – лениво прервал его Алик.

Вишневецкий! Этот косоглазый господин, так озабоченный проигрышем ста двадцати трех долларов и особенно судьбой закатившихся под стол двух пятицентовиков, – и есть тот самый Вишневецкий? Быстро, быстро поручение проклятого генерала Азарха испортит нам отдых!

– В общем, работай дальше и не болтай. Петр Дмитрич предупредил нас, что ты парень обстоятельный и подготовленный, так что без фокусов. Если что, сам понимаешь… Хоть КГБ давно нет, но методы работы у нас остались те же, даже на неофициальном уровне. Уяснил?

– Да я… – начал было тот, но тут же раздался глухой звук, словно от удара по мячу, и короткий сдавленный вопль: вероятно, терпение подвыпившего экс-работника КГБ Алика лопнуло.

– Мало мы тебе, сука, вложили за этого ренегата Селадеса, а? – прошипел он. – Собрался кинуть Петра Дмитрича и всех нас, а теперь еще выеживаешься? Скажи спасибо, что хоть живой остался.

– В отличие от Селадеса, между прочим, – подытожил молчаливый Японец.

– Вы меня не так поняли, – тихо заговорил Вишневецкий. – Я ничего не…

– А чего мы вообще поперлись на палубу? – прозвучал ленивый голос Алика, бесцеремонно обрывая дрожащий тенорок косоглазого. – Нечего тут!.. Пойдем. Там, в казино, еще часов до четырех веселуха будет продолжаться.

И я услышала глухо удаляющиеся шаги.

Та-а-ак! Кажется, на этот раз судьба распорядилась мною, как юнгой Джимом Хокинсом, который, сидя в бочке из-под яблок, подслушал зловещие секреты пиратов во главе с судовым поваром Джоном Сильвером. Значит, эти двое, Алик и Японец, на самом деле никакие не братки из Питера, а бывшие сотрудники КГБ, ныне работающие на… ну, конечно, на пресловутого Платова, владельца компании «Плато Барселона», которая фрахтует вот этот лайнер, «Александр Скрябин»! Что же получается? Что эти двое уже сейчас подозревают босса… да и меня тоже соответственно?..

А Вишневецкий? Почему ни я, ни босс не узнали его, ведь мы видели различные его фото и даже коротенькую видеозапись с ним? Пластические операции? Быть может. Во всяком случае, сейчас очевидно одно: то, что я по глупости залезла в эту лодку и услышала разговор, – большая удача.

Нужно немедленно выдернуть босса из казино!

Я выпрыгнула на палубу и решительно направилась к игорному залу. Впрочем, мне не пришлось заходить туда. У дверей казино я увидела босса, который с глупейшим видом вращал головой и время от времени залезал в правый карман своего пиджака. Левый и без того был выворочен и свисал, как ухо спаниэля.

– Ну что, босс?..

Он как-то по-собачьи посмотрел на меня, склонив голову к плечу, и начал глупо улыбаться. Я никогда не видела, чтобы у Родиона Потаповича было такое глупое лицо. Я была вынуждена повторить вопрос и еще прибавить, что Валентина вернулась в каюту и уже, наверное, спит.

– Это хорошо, хорошо, – сказал он, отдуваясь, хотя было совсем не жарко. – Да-с. – Он вынул из кармана платочек (по-видимому, единственное, что в этих карманах оставалось) и стал вытирать влажный лоб. – Глупость какая-то… нелепость. Пойдем отсюда.

– Что-то случилось? Вы проигрались?

– Да так, – он махнул рукой, – ничего, нормально… Я ведь с собой хорошую сумму брал, круглую, так что ничего… должно… да. Десять тысяч, да… десять.

– А сколько вы проиграли? – спросила я. – Конечно, это не мое дело, но все-таки были обстоятельства, по которым… словом, сколько вы оставили в казино, Родион Потапович?

– Десять тысяч, – машинально повторил он.

– Десять вы с собой брали, а сколько проиграли? – терпеливо переформулировала я вопрос.

– Я сказал: десять тысяч, – еще раз повторил он.

– Та-ак, – мрачно протянула я, и в памяти всплыли слова этого Вишневецкого, которого мы на пару с боссом так и не смогли узнать: «А этот хваленый Шульгин тоже раскис… почти все баксы просадил», – значит, босс, вы все деньги проиграли, так, что ли?

– Я не понимаю, как это получилось.

– Но позвольте… ведь не могли же вы взять с собой все десять тысяч наличкой, – сказала я. – Правильно?

– Ну да… наличка пока что в каюте, – пробулькал он, – пока что в каюте, но скоро…

– Так вы играли в кредит?! – заорала я.

– Да-а…

Я умолкла. А что, собственно, говорить? Такое я могла ожидать от кого угодно, в том числе от себя самой – я человек увлекающийся, – но только не от него, не от Родиона Потаповича!

Да, кажется, он и сам пока не мог понять, как это вообще могло произойти. Родион смотрел на меня спокойно и печально, и в глазах был вопрос: как?

– Глупость какая-то, – наконец сказал он. – Ладно, пойдем отсюда.

– Пойдем, – пробормотала я.

Всю дорогу до каюты я косилась на него. Он был тих и не выглядел подавленно, наверное, до сих пор не осознал, что произошло. Но как? Родион всегда умел останавливаться. Не было случая, чтобы он ставил на кон все, что у него есть – кроме тех реальных моментов в жизни, когда ставкой было самое существование его, да и меня в придачу, на этой земле. Но чтобы такое произошло в казино… так жалко и смехотворно уподобиться идиотам, просаживающим в игорном доме все свое состояние и еще делающим долги, отквитать которые при их доходах – пусть и немалых – возможно только при условии, что их век будет не короче, чем у знаменитого долгожителя Мафусаила! Да, именно – глупость.