— А мама? — шепотом спросила я.

— Тоже умерла.

— А папа? — вспомнила Аманда. — Он-то спасся?

— Он погиб в бою.

— Значит, Литтмус остался сиротой? — уточнила я.

— Да, милочка, — кивнула мисс Фрэнни. — Литтмус остался круглым сиротой.

— Очень грустная история, — сказала я.

— Очень, — согласилась Аманда. И как это мы с ней вдруг нашли общий язык? Даже странно.

— Я еще не закончила, — сказала мисс Фрэнни.

Тут Уинн-Дикси начал храпеть, и я пихнула его ногой в бок, чтобы не мешал. Мне очень хотелось дослушать этот рассказ до конца. Мне было важно узнать, как выжил Литтмус, потеряв все, что когда-то любил.

ак вот Литтмус и вернулся домой с войны, — продолжала мисс Фрэнни, — и понял, что остался совсем один. Он сел на пепелище, там, где был когда-то порог его родного дома, и заплакал. Он плакал и плакал, взахлеб, как ребенок. Плакал по маме, по папе, по сестрам своим и по тому мальчику, каким был когда-то. А выплакав все слезы, он вдруг почувствовал что-то странное. Ему захотелось сладкого. Конфетку. Маленькую конфетку. Он не видел конфет уже многие годы. И тогда, прямо на этом месте, он принял решение. Да-да, прямо сразу. Литтмус У. Блок решил, что в мире слишком много уродства, боли и горечи и что он приложит все силы, чтобы подсластить эту жизнь. Он встал и пошел. Прямиком во Флориду — пешком. И всю эту долгую дорогу он обдумывал свои планы.

— Какие планы? — спросила я.

— Как наладить производство конфет.

— Он построил фабрику?

— Разумеется. Она до сих пор стоит на Фэйервил-Роуд.

— Это старое здание? Страшное такое? — удивилась Аманда.

— Вовсе не страшное, — возразила мисс Фрэнни. — Эта фабрика положила начало благосостоянию нашей семьи. Именно здесь мой прадед придумал знаменитую на весь мир конфету «Ромбик Литтмуса».

— Я о такой и не слышала, — сказала Аманда.

— И я тоже, — сказала я.

— Немудрено, — ответила мисс Фрэнни. — Их давно уже не выпускают. Похоже, мир наелся «Ромбиками Литтмуса» до отвала и потерял аппетит. Но у меня осталось несколько штучек.

Она выдвинула верхний ящик стола. Там было полно конфет. Выдвинула следующий. И там оказалось то же самое. Весь стол мисс Фрэнни Блок был забит конфетами снизу доверху.

— Ну как, желаете попробовать «Ромбик Литтмуса»? — спросила она у нас с Амандой.

— Да, спасибо, — ответила Аманда.

— Конечно! — подхватила я. — А Уинн-Дикси тоже можно конфетку?

— Хм… Мне как-то не встречались собаки, которые любят карамель, — заметила мисс Фрэнни. — Но пусть попробует, если захочет.

Мисс Фрэнни дала Аманде одну конфетку, а мне две. Сняв фантик, я протянула один ромбик Уинн-Дикси. Он оживился, сел, понюхал угощение, помахал хвостом и аккуратно взял конфету зубами прямо у меня из рук. Попытался было жевать, но у него не получилось, и тогда он попросту заглотил ее — разом. Потом снова благодарно помахал хвостом и улегся обратно спать.

Я же ела мой ромбик медленно-медленно. И было очень вкусно. Похоже одновременно на темную шипучку, клубнику и еще на что-то, чему и имени-то нет, но на душе у меня щемило от этого вкуса. Я взглянула на Аманду. Она сосала свою конфету и о чем-то сосредоточенно думала.

— Нравится? — спросила меня мисс Фрэнни.

— Очень.

— А тебе, Аманда? Как тебе «Ромбик Литтмуса»?

— Очень вкусно. Но от этой конфеты мне сразу вспомнились разные беды и горести.

Интересно, как беды и горести могут быть у Аманды Уилкинсон? Она же в этом городе не чужачка. И мама с папой у нее имеются. Я сама видела их всех вместе в церкви.

— В этой конфете есть особая добавка, — призналась мисс Фрэнни.

— Я сразу поняла, — сказала я. — Почувствовала. А что там подмешано?

— Скорбь, — ответила мисс Фрэнни. — Ее распознает не всякий. Разумеется, детям часто и невдомек…

— Но я ее чувствую, — перебила я.

— И я тоже, — вставила Аманда.

— Это значит, что вам обеим в жизни пришлось несладко, — объяснила мисс Фрэнни. — Похоже, хлебнули горя.

— Мне пришлось уехать из Уотли, и там остались все мои друзья, — сказала я. — Это одно горе. А другое… Меня все время дразнят Данлеп и Стиви… Но самое мое большое горе, самое горькое, что мама бросила меня, когда я была еще совсем маленькой. И я ее почти не помню. Но я надеюсь, что мы когда-нибудь встретимся и я расскажу ей все-все, кучу всяких историй.

— Ой, — вдруг сказала Аманда, — я сейчас вспомню о Карсоне. — Казалось, она вот-вот заплачет. — Мне пора. — И она вышла, нет, почти выбежала из Мемориальной библиотеки имени Хермана У. Блока.

— Кто такой Карсон? — спросила я у мисс Фрэнни.

Она покачала головой.

— Это ее печаль. Скорби и печали в этом мире достаточно.

— Но как их засунули в конфету? — не унималась я. — Отчего получился такой вкус?

— Это секрет. На нем-то Литтмус и сколотил целое состояние. Ему удалось сделать конфету, которая была сладкая и горькая одновременно.

— А можно мне еще одну? Я отнесу моей подруге, Глории Свалк. А еще, если можно, для Отиса, он работает в «Питомцах Гертруды». А для пастора можно? И для Плюшки-пампушки?

— Возьми сколько хочешь, — ответила мисс Фрэнни.

Я набила карманы «Ромбиками Литтмуса», поблагодарила мисс Фрэнни за рассказ, взяла в библиотеке «Унесенные ветром» (довольно увесистая оказалась книга), позвала Уинн-Дикси, села на велосипед, и мы отправились прямиком к Глории Свалк. Мимо дома братьев Дьюбери. Данлеп и Стиви как раз играли перед домом в футбол, и я уже приготовилась показать им язык, но вдруг вспомнила, как мисс Фрэнни говорила про войну… что это сущий ад… и как Глория Свалк говорила, чтоб я не судила этих мальчишек строго… И я просто помахала им рукой. Они остановились и посмотрели мне вслед, а когда я отъехала уже довольно далеко и обернулась, Данлеп помахал мне в ответ.