Греку доводилось раз видеть такое, да еще в баре, после пары стаканов водки, когда Зона в прошлом остается. И сталкер был опытный, не молодняк какой-нибудь. Сидели, пили, разговор за жизнь пошел. Тут Вратарь, так его звали, чихнул, и капилляры у него в глазах полопались. Как слезы, капли крови по щекам покатились. Грек тогда с пьяных глаз еще не понял, о чем речь.

– Вот чихнул так чихнул! – пошутил он.

Вратарь рукавом утерся и говорит:

– Наливай.

Тоже мысли плохой не было. Где Зона, а где они!

А через пару минут Вратарю и утираться нечем стало – рукав насквозь кровью пропитался. Вены на висках вздулись синими червями, язык во рту лопнул, кровь ручьем полилась. Он руки поднял, на ладони смотрит, а там кровеносные сосуды сквозь кожу проступают. Встал Вратарь, даже орать со страху не может – кровь в горле булькает. Стоит, на всех смотрит.

Тут парни вокруг засуетились. Кто бинты тащит, кто амулет кровоостанавливающий сует.

А Вратарь стоит посреди бара, лица не видно уже, из глаз кровь течет.

Так и не смогли парня спасти. Похоронили на местном кладбище. Когда в гробу несли, легче пуха весил.

Кстати, Очкарик то место опасное обошел.

«Блеснуло что-то в глаза», – сказал он.

Нет, будет толк из парня.

Грек уже предвкушал долгожданный отдых, когда стало ясно, что Зона долго собиралась, но отсыпала по полной программе, как она одна и умеет.

Проводник, к тому времени идущий первым, махнул рукой и с удовлетворением отметил, что новобранцы как подкошенные рухнули в густую траву. Он сам опустился на корточки, оставаясь в тени колючего кустарника.

Вот тебе и лесопилка. Вот тебе и долгожданный отдых.

Тихо тут всегда было. А на поверку вышло – расчет передохнуть и подзаправиться не оправдался. Теперь ноги надо уносить. Но не сразу, а очень тихо и осторожно. Хорошо еще, что догадался леском к лесопилке выйти. Двинься они понизу – их драгоценные головы пополнили бы коллекцию, что скалит зубы на шестах.

Грек прижал к глазам бинокль, чтобы рассмотреть все до мельчайших деталей. Именно от того, насколько обнадеживающими окажутся подробности, и зависит, предстоит ли им в ближайшее время своими ногами топать или загнивать среди человеческих останков, сваленных в кучу у дальнего сарая.

Лесопилку облюбовала семейка живодеров.

Густые заросли травы редели, спускаясь к подножью невысокого холма. У полуразрушенного барака, от которого остались лишь дощатые стены, чернела выжженная земля. На шесты, врытые в грунт, были насажены человеческие головы. Иссохшие, безглазые. В глубоких трещинах, сквозь которые проступали голые черепа, копошились черви. Они же кишели в пустых глазницах, в открытых ртах, отчего издали казалось, будто мертвецы пытаются что-то сказать. Волосы – черные, светлые, седые – рвал ветер. Головы не отрезаны, они вырваны из тела. Кое-где остались шейные позвонки. Над всеми возвышалась на шесте свежая добыча – в ссохшихся останках еще угадывались человеческие черты. Рот, разинутый в последнем крике, глаза, выклеванные воронами. Вырванный позвоночник, тянущийся вдоль шеста к земле.

Поохотились твари!

Грек насчитал четырнадцать шестов, занятых человеческими головами. Пять колов с заточенными остриями оставались свободными.

Было еще нечто, от чего бинокль дрогнул в руках проводника, повидавшего многое. Несмотря на то что подспудно он и ожидал увидеть нечто подобное.

К уцелевшей стене сарая был пристегнут тот, чья участь решена. В ближайшее время ему надлежит занять место на свободном шесте. Железный штырь проткнул тело человека ниже грудной клетки, так, что не были задеты жизненно важные органы. Давно запеклась кровь, пропитавшая защитный комбинезон. Человек дышал судорожно, порывисто, на губах пузырилась розовая пена. Глаза, утонувшие в черных тенях, упрямо смотрели прямо перед собой. Изрезанный когтями, с черными полосами крови, запекшейся в ранах, человек еще жил.

Лоскут волос, сорванных с черепа, закрывал пол-лица – человек был изуродован до неузнаваемости. Однако Грек его узнал. Это был Леший. Молодой сталкер. Отчаянный и бесстрашный. По пьяни утверждавший, что не может прожить без Зоны и дня. Что жизнь без адреналина скучна и неинтересна.

Они никогда не были друзьями, так, шапочное знакомство, но Грек его узнал. Он сдержал тяжелый вздох. Каждому свое. Одного изнанка выкрутит, другого живодер досуха выпьет, третьего комариная плешь сплющит. Всякий знает: хочешь жить долго – в Зону не ходи.

Но спаси нас Зона от такого конца!

Грек опустил бинокль. Он выяснил все, что хотел. Понятно, что твари бродят рядом, но разве разглядишь в бинокль этих гребаных невидимок?

Понятно и другое. Надо уходить. По возможности быстро. Об излишней осторожности теперь можно забыть – спасибо Лешему, пусть земля ему будет… Пусть смерть его будет скорой.

Не хотелось идти мимо свалки, однако придется. Человек предполагает, а Зона располагает.

– Кто это сделал? – Голос Очкарика дрогнул у самого уха проводника.

– Живодеры, кто же еще? – отозвался Грек. – Территорию метят. Чтобы чужая семья знала, кто здесь главный. – Он положил в боковой карман рюкзака бинокль и поднялся. – Будем уходить. Первым идет…

– Подожди, Грек. – Макс сделал шаг и оказался вплотную к проводнику. – Мы что, его здесь бросим? Он же еще живой!

В глазах столько требовательной тоски, что Грек умилился. Точно, не ошибся он в этом парне.

– Вот за это и скажи ему спасибо, – прошипел проводник. – За то, что пока он не помер, тебе жизнь сегодня в подарок досталась.

– Не понимаю. Если спасти нельзя, то хотя бы пулю ему, чтобы не мучился. Я с такого расстояния не промахнусь…

– Тебе, дураку, отдельно объясняю: ни один живодер не отойдет далеко от еще живой добычи. Инстинкт такой у него, сынок. Кончится пища, тогда и будет суетиться. Ты думаешь, один такой тут торчишь и в ту сторону пялишься? Живодеры всей семьей, втроем, у шестов стоят и тебя, дурака, разглядывают.

– Где? – Макс невольно обернулся в сторону лесопилки.

Грек ответил ему ругательством в рифму и добавил:

– Мозгами шевели, придурок. Как их рассмотреть можно, если они в невидимом режиме? Слыхал о таком?

– Да, но я думал, там мираж будет какой-нибудь или воздух колыхаться начнет. Нельзя же, чтобы совсем не было видно тела.

– Ты не пугай меня, сынок, – голосом, полным скрытой угрозы, сказал Грек. – Мне убогих в отряде не надо. Забыл, где находишься? Так я тебе напомню. – Он аккуратно, но убедительно взял Макса за отвороты куртки и вплотную приблизил к нему лицо. – Трех матерых живодеров в четыре автомата мы не положим. Первое. Если на свою голову тебе плевать, то у товарищей поинтересуйся, согласны ли они вместо Лешего помучиться. А если решил действовать – давай. Дождись, пока мы отойдем на безопасное расстояние, – и работай. Это второе. Ну а коли раздумал, дуй без глупостей вперед. Моли Зону… или Бога, кого угодно моли, чтобы Леший, – он кивнул в сторону лесопилки, – пожил еще хотя бы пять минут. Потому что его смерть – это сигнал для живодеров. Мол, пища кончилась, пора начинать новую охоту…