сказать, грешил сам архангел Михаил, который, стоило только Господу отвлечься на разговор с кем-нибудь там, в кулуарах, уже тут как тут, и задевает примостившихся на ступеньках амфитеатра ангелов.

– Кто тут временные? Слазьте! – оглашает площадку громоподобный голос Михаила, чем вызывает изрядный переполох в рядах падших ангелов.

Между тем, предчувствуя, чем всё это может обернуться, сопровождавший Михаил ангел престола, бросается назад в приёмный холл, для того чтобы предупредить, если не самого Господа, то хотя бы самых приближенных к нему архангелов.

Господь, между тем, появившись в холле в сопровождении своего небесного воинства, приветствовал уже прибывшую делегацию ада.

– Явился и, заметь, не запылился, – буркнул под нос Люциферу стоящий рядом с ним в дальнем углу коридора Вельзевул.

Люцифер же демонстративно отвернулся спиной ко входу и никак не реагировал на появление Господа и его свиты.

– Ну и что он делает? – делая независимый вид и стоя на своём, тихо спрашивает Люцифер Вельзевула.

– А что делает? Да как всегда, сверху на всех смотрит. Изучает возможности ославить нас, – не сводя своего взгляда с Господа, комментирует все его действия Вельзевул.

– Ну, а кто там с ним заявился? – живо интересуется Люцифер.

– Да всё те же. Впереди, расчищая путь, следуют Гавриил с Михаилом, – заскрипел зубами Вельзевул, упоминая последнего. – Вот хамло, даже не кивнул, посмотрев на нас, как на пустое место.

– Что? – изменился в лице Люцифер, собравшийся было повернуться и одарить своим соответствием Михаила, но Вельзевул, схватив того за плечо, удержал его от этого поспешного шага.

– Да не поворачивайся, ты! Господь смотрит.

Люцифер вынужден остановиться, и только огненный пар из ноздрей выдаёт его безумие ненависти.

– Хм… А святой дух всё больше раздулся от своей важности. Да уж… Куда нам против его значительности, за которой скрывается всего лишь его обманчивое самомнение, – ревностно произносит Вельзевул.

– Вообще-то, без него трудно осуществить материализацию предмета, ведь для того чтобы вдохнуть жизнь в объект, нужны крепкие лёгкие, а большой вес и округлые формы – вещи необходимые для объёмности внутреннего содержания, которое не так-то легко передать живой твари, – со знанием дела рассудил Люцифер.

– Ну, я с ним мало работал, так что мне тяжело судить об этом, – отступил от своих осуждений Вельзевул, лукавя о своих редких контактах со святым духом, к чьим услугам он пытался найти доступ, и поэтому в последнее время с ним частенько контактировал.

– Блин, заметил, – вдруг дёрнулся Вельзевул, заметив, что Господь направляется к ним.

– И что? – побледнел Люцифер.

– Идёт сюда, – одними губами проговорил Вельзевул.

– Ах, вот ты где! – послышался голос Господа из-за спины Люцифера.

А тот, между тем, сделал вид, что очень увлечён разговором Вельзевула с ангелом, который только что выдал такую остроту, от которой Люцифер, не выдержав, дьявольски рассмеялся и уже только после этого повернулся в сторону подошедшего Господа. И как только их взгляды встретились – в тот же миг на холл амфитеатра опустилась тишина, все притихли в нервном ожидании: что же на этот раз будет. И хотя эти встречи уже имели тысячелетнюю историю, всё же они всякий раз вызывали интерес своей диалектической непредсказуемостью.

– Люк, ты чего отворачиваешься и не здороваешься? – панибратски обращается к Люциферу Господь, на что, надо заметить, только он имел такое сущее право.

– Хм… – скривился Люцифер. – А почему бы тебе хоть раз не спуститься с небес и первому не проявить уважение? Или ты, как предтеча всего, считаешь, что через пожелание тебе здоровья, и мир получает своё?

– Ну, Люк, ты опять за своё. Ох, как с тобой всё-таки сложно, – вздыхает Господь. – Ты же знаешь, что я всегда желаю здоровья и процветания всему живому.

– Ах, вон оно что!– закипает Люцифер. – Это что, намёк? Или же опять твои двойные стандарты, Господ?

– Да перестань ты всё переворачивать и называть меня так уперто-твёрдо, – качает головой Господь. – И если хочешь – я скажу, что желаю здоровья всему живому и здравому в тебе.

– Хорошо, ты убедил меня. Частично… – смягчившись, заявил Люцифер. – Но называть тебя я буду – Господ, такое твоё имя – знак твоего деспотизма по отношению к нам, и оно у нас не знает смягчительных окончаний, которыми пусть пользуются твои приспешники – архангелы, – выдал Люцифер, бросая свой взгляд на Гавриила, чья появившаяся молния в глазах не заставила себя ждать.

– Да что с тобой Люк? Неужели я тебя так обидел? – примирительно сказал Господь.

– Ну вот ещё… – хмурясь, ответил Люцифер.

– Так почему ты тогда не заходишь ко мне, как в старые времена. Посидели бы в саду, побеседовали о насущном… – с налётом воспоминаний спросил Господь.

– А ты разве не помнишь о своих же запретах? И где теперь змий? – иронизирует Люцифер.

– Да уж чего теперь вспоминать… И если на то пошло, я изменю правила и даже дам змию послабления. Я всё-таки не такой злопамятный, каким ты меня считаешь, – ответил Господь.

– Скажи это Адаму. Ха-ха! – зал оглашает смех Люцифера, к которому присоединяется вся его присутствующая здесь партия.

– И нечего тут передергивать и сравнивать, – насупился Господь, потом быстро просветлел и сказал: – Смотри, завтра суббота, и я отдыхаю, так что бери с собой кого захочешь, и мы поговорим… и об Адаме тоже.

– Ну, не знаю… – как бы смутился Люцифер. – Это ведь для тебя – выходной, а для меня же – самый насыщенный день, который делает задел на всю неделю. Как думаешь, Вел, сможем мы найти окно для визита вежливости? – обращается Люцифер к Вельзевулу, который, до этого не сводивший своего взгляда с Господа, сначала и недопонял, что обращаются к нему, но после небольшого сбора в порядок своих мыслей, ответил положительным кивком головы.

Люцифер, переведя свой взгляд обратно на Господа, уже хотел было выразить своё согласие, как вбежавший в зал ангел престола со своим: «Господь, образумь оступившегося! Опоясь распоясавшегося!», – не дал ему ответить, так как поднявшийся шум, устремившихся в сторону арены ангелов, вызвал переполох, заставивший всю кулуарную публику забыть обо всём и хлынуть в узкие двери бурлящим потоком.

В этом потоке, смешавшись, двигались все, вне зависимости от своей иерархической и партийной принадлежности, что не могло не только объединить их, прижав к друг другу, но и не вызвать определённые трения между непримиримыми противниками, которые, не имея возможности изменить эти под обстоятельства, незаметно от своего партийного противника щипались и пинались, при этом делая невозмутимый и ни к чему непричастный вид.

Ну, а некоторые и вовсе (в чём, конечно же, можно было только заподозрить особ глумливых и