— Да ну тебя! — Алёна попыталась вывернуться из моих объятий, да кто ж ей позволит-то!

— Милая, запомни раз и навсегда. Нам, мужчинам, не чужды хитрость и коварство, плетение интриг и двусмысленные речи, полные намёков и недомолвок. Но только в общении с себе подобными. Оказываясь перед женщиной, мы перестаём понимать намёки и говорить ими, и остаёмся перед вами открытыми и бесхитростными…

— Дундуками, — вздохнула Алёнка.

— Именно, солнце моё. Именно, — промурлыкал я, поднимая невесту на руки.

— Ты что делаешь? — взвизгнула она.

— Отвечаю честно и без прикрас, как истинный мужчина красивой женщине. Мы поужинали, как того хотела ты. Братьев твоих здесь нет, и до утра не будет, как того хотел я. Поэтому сейчас я тебя тащу в спальню. Зачем, нужно объяснять или сама догадаешься? Впрочем, нет! Стоп, отставить! Не пытайся догадаться. А то ещё чего-нибудь такого нагадаешь, что потом сто лет меня же и не простишь. Лучше я сам объясню. В спальне находится кровать, у меня на руках красивейшая из женщин, которую я хочу до потемнения в глазах…

— Прекрати нести чушь! — неожиданно рявкнула Алёна и заткнула меня… пожалуй, самым приятным образом. Во-от, другое дело. А то «сравнил, ассоциации…» Тьфу! Дубиной по голове и в пещеру. Я сказал.

Яхта еле ощутимо завибрировала, когда включился вспомогательный двигатель-шотландка, и аппарель медленно поползла вверх, закрывая проход в трюм. Проверяющие Алистера, обследовавшие печати на ящиках с грузом, уже покинули «Мурену», и теперь я мог видеть их с мостика, стоящих на перроне в ожидании нашего отлёта.

На приборной доске загорелся зелёный оповещающий сигнал с трюмного пульта, и тут же в переговорнике раздался приглушённый маской, голос Вячеслава.

— Трюм задраен, давление выровнено.

— Трюмный — принято. Постам доложить о готовности к взлёту, — отозвался я и через секунду услышал бормотание остальных братьев. Продублировав голосом подтверждение, они замолкли.

— Посты с первого по четвёртый готовы, — резюмировала Алёна, щёлкнув тумблерами на «своей» приборной доске и, бросив взгляд на выползающую из застрекотавшего телеграфа ленту, сообщила: — есть разрешение на взлёт. Нам открыт четвёртый западный коридор с выходом на третий горизонт.

— Не самый удобный вариант… для китов, — хмыкнул я и, тронув РИВ, поднял ход мерно поднимающейся над портом «Мурены». Яхта чуть вздрогнула и двинулась быстрее, сходу миновав «посадочную» высоту второго горизонта. Развернув её носом к закатному солнцу, я чуть придержал стремительный подъём, и ещё больше увеличил скорость хода, на что тут же отреагировал судовой телеграф, со звоном переключившись в положение «средний ход». А вот высотомер перестал щёлкать, отмеряя изменение высоты.

— Вышли в открытый горизонт. Высота — тридцать два кабельтова. Относительная скорость — сорок два узла. Ветер встречный — четыре узла, — сообщила Алёна, сосредоточенно считывавшая показания приборов. — Портовая зона позади. Легли на курс, шкипер.

— Замечательно, — отозвался я и, ещё чуть-чуть прибавив скорость, наконец, смог отойти от «штурвала». — Прикажи братьям привести орудия в боевое положение и…

Заметив умоляющий взгляд невесты, я махнул рукой.

— Да-да, можешь занять моё место, — вздохнув, кивнул, но тут же добавил строгости в голос, — только не вздумай хулиганить! По крайней мере, пока не выйдем из зоны контроля… да, учти, через четыре часа тебя сменит Алексей и это не обсуждается. Расписание вахт нарушать нельзя!

— Есть, шкипер! — с довольной улыбкой воскликнула Алёна и, наградив меня совсем неуставным поцелуем, выставила с мостика. Меня, владельца и капитана! Ж-женщины…

Прогулка по «Мурене», как и всегда, подняла мне настроение. Да, этот кораблик — был и есть моя гордость, и я искренне радовался, шагая по его гулким переходам и прислушиваясь к чёткой работе отлаженных и ухоженных механизмов. Ну так, у меня был повод для гордости! За время «свободного плавания» я повидал немало дирижаблей, и каждый раз невольно сравнивая чужие суда с тем же «Фениксом» или «Муреной», приходил к выводу, что им далеко до моей ласточки. Если по порядку на палубах и техническому состоянию машин, многие встреченные мною дирижабли могли сравниться с образцовым в этом плане «Фениксом», то по удобству и степени автоматизации, им всем до моей «Мурены» не дотянуться. Никогда!

Впрочем, как я успел заметить, владельцы и капитаны вольных каботажников вообще делятся на две неравные части. Для одних, дирижабли — лишь средство извлечения прибыли, и отношение к ним насквозь утилитарное. Такие хозяева никогда не будут вкладывать «лишние» средства в приносящую им доход «селёдку». Зачем? Свои функции дирижабль выполняет, в сроки фрахтов укладывается, так чего ещё желать? А то, что после каждого рейса, тем более «длинного», приходится по две-три недели в ремонтных доках отстаиваться… так затраты невелики, а команде на берегу всё равно заняться нечем.

У таких капитанов и владельцев, если те вдруг не оказываются чересчур жадными, суда живут, пусть и от ремонта до ремонта, но очень долго и на свалку отправляются лишь лет через двадцать-тридцать активной эксплуатации. Но есть и другие. Любители неба или ценители воздухоплавающих аппаратов… у них дирижабли вылизаны, утыканы всяческими новинками по самое «не балуйся». От изначальной модели, купленной таким вот любителем, порой не остаётся ничего кроме купола, смотришь на его «селёдку» и затылок чешешь, пытаясь прикинуть, из каких корабликов её собирали, и чего можно ожидать от такого чудовища Франкенштейна в столкновении. И всё бы ничего, выдумка и рукастость мастеров верфей заслуживает уважения, но для экипажа… для экипажа, особенно, новичков в нём, такие вот «модернизированные» суда — настоящая шкатулка с сюрпризами. Как и для ремонтников, кстати.

Честности ради, стоит сказать, что в мою «Мурену» никаким посторонним арт-техникам и ремонтникам вообще ходу нет. Так что, любые поломки исправляются силами экипажа. Дарить свои разработки посторонним людям я не намерен. Впрочем, я ведь и проектировал яхту с таким расчётом, чтобы её обслуживание было возможным без привлечения лишних рук, так что, особых проблем это ограничение не доставляет. И да, хвастаться тем, что «Мурену» не приходится ремонтировать вообще, я бы не стал… как и любой нормальный владелец яхты. Потому как если капитан или хозяин судна утверждают, что после рейса их «селёдка» не требует никакого ремонта, можно сразу сказать: врут, как очевидцы. При всей кажущейся простоте конструкции, дирижабли — это не воздушные шары, механизмов здесь множество и все они требуют ухода и пригляда. И моя «Мурена» — не исключение.

Собственно, именно поэтому каждый рейс для меня начинается и заканчивается одинаково — личным осмотром палуб, и проверкой работоспособности всех машин и механизмов. От элеватора подачи снарядов для пушек Брюно, до механизмов подачи торпед и работы подъёмников гондолы. Братцы-матросы давно привыкли к такому поведению шкипера, и уже не шарахаются, увидев, как нечто чумазое выбирается из очередного технического отсека, вывернувшись чуть ли не из-под ног стоящего на посту Вячеслава, Алексея или Фёдора. Да и сами Трефиловы относятся к своим заведованиям с предельным вниманием. Я вообще ни разу не пожалел о том, что Марфа Васильевна сплавила на «Мурену» своих сыновей. Уж не знаю, почему они не могли прийтись ко двору на прошлых местах службы, а у меня с ними проблем никаких. Надёжные ребята… своевольные немного, ну так и «Мурена» не кит с сотенным экипажем, где дословное и скрупулёзное следование приказам — единственный способ вообще поднять дирижабль в небо. У нас же… яхта маленькая, трюм небольшой, а кушать, как не странно, хочется каждый день и не хуже, чем офицерам какого-нибудь кита, а потому наглость и кураж — наши козыри. Иначе затрут большие дядьки, и чёрта с два потом удастся репутацию восстановить. А репутация в среде вольных каботажников — вещь наиважнейшая. От неё, подчас, доходы зависят больше, чем от сухих цифр рейтинга в Большом реестре. Потому и не снимаю стружку с братцев-матросов, когда приходится вызволять их из полицейского участка. Порой и поощряю прилюдно, если счёт выбитых зубов в кабацкой драке был в пользу Трефиловых.