И чего бы ей с Костей сразу не поговорить ещё там, в Сажнево? Ведь была такая мысль, но… Родители так обрадовались, когда они с Костей приехали! Брату и сестре Цапельский тоже понравился. Вёл себя так, как будто ему самому лет тринадцать! Язык не повернулся делиться семейными проблемами. Да и зачем? В прошлом всё… Но как же это прошлое постоянно желает вылезти наружу, словно дрожжевое тесто из кастрюли, и, как всегда, в самый неподходящий момент! А собственно почему неподходящий? Для Цапельских лучшего момента и искать не пришлось. Раз — и кончилась Маша, свалила с горизонта!

«Ну нет, так просто я отсюда никуда не денусь… Откуда же вы всё узнали?»

Маша набрала в рот воды и, положив зубную щётку в прозрачный пенал, посмотрела на своё отражение в зеркале ванной.

«Дядя Жора. Ну, конечно, он же адвокат. Навёл справки, прежде чем познакомиться лично. Когда в семье и окружении существует список достоинств, необходимых для невесты наследника, это как раз самый оправданный шаг. Адвокат! Ещё один Маневичев… — сплюнув в раковину, закрутила кран. — Хорошо, что Костик не пошёл работать юристом. Вдруг бы стал такой же сволочью.»

Ступени под ногами тоненько поскрипывали. Может быть и следовало топать как слон, чтобы оповестить семейство Цапельских о своём приходе, но колени не сгибались, и в спину словно вставили штырь, так что пришлось держаться за перила.

Похоже, что все уже проснулись и собрались в гостиной.

Маша остановилась у картины, чтобы передохнуть и набраться сил. Пейзаж вдохновлял, дарил надежду, но этого было явно недостаточно… Тем более, что разговоры, которые слышала Маша, касались её лично.

…- Костя, ну ты же не дурачок какой-то, что тебе приходится объяснять прописные истины! — Дарья даже не пыталась скрыть досаду в своём голосе.

— Душенька, ну что ты… Костик же влюблён… — мямлил Аркадий.

— А ты вообще помолчи! И хватит жрать!

— Так отчего же, солнышко?

— Как в тебя влезает столько! У меня от всей этой ситуации аппетита нет. Жорж, скажи ему!

— Аркаша… — вяло начал Жорж.

— Да Косте скажи! Если Софья Дмитриевна рассердится…

— Дарья! — в голосе Жоржа появились предупреждающие нотки.

— Кушайте, Кока, кушайте! — Катя зазвенела посудой.

— Костя, ну чего ты молчишь? Какой ты упрямый! Не понимаешь, что мы все зависим…

— Тихо! Слышите? Кажется, идут…

Хлопнула дверь, и все заговорили разом:

— Софья Дмитриевна! Доброго утречка! Как спалось? Чай, кофе?

По полу заёрзали стулья. Дарья, стуча каблуками, прошествовала на кухню и вернулась с баночкой творога. Следом Жорж отправился туда же, чтобы прихватить розетку с вареньем. Натали, словно сонная рыба, выплыла с кухни, зябко кутаясь в шёлковый шарф. Увидев Машу, быстро опустила глаза и юркнула в гостиную.

Маша прижалась к стене и вздрагивала при появлении каждого члена семьи, понимая, что стоит на самом виду.

Катя заметалась туда-сюда с блюдами и чайником:

— Я сырники сейчас ещё донесу, поспели уже. Кушайте! Что же сразу не сказали, что завтракать в гостиной будете… — она заметила стоявшую Машу. — Ты что здесь? Проходи! Видишь, как всё… — подбородок домоправительницы подрагивал.

Маша нехотя спустилась и отправилась вслед за Катей. На кухне был накрыт стол, но было видно, что часть приборов уже перекочевала в гостиную.

— Может нам уехать с Костей? — спокойно произнесла Маша.

— Нет, нет, — Катя затрясла головой и заговорила прерывистым шепотом. — Вы, Машенька, не понимаете! Не надо их сталкивать лбами! И злить не надо. Как-нибудь само… А Сима, она… такая…

— Какая? — спросила Маша.

— Принципиальная.

— В конце концов, если Костя решит, что вот это всё ему важнее, то зачем мне его удерживать?

Катя подскочила к Маше и схватила её за плечи:

— Дурочка, он же любит тебя! Он мне вчера сказал, что ты самая-самая! Как же можно так поступать с человеком? О господи, пойми же ты меня!

— Катя, вы меня извините, но это просто дурдом какой-то, — Маша высвободилась из объятий Кати. — Ладно. Я ещё здесь. Но я не понимаю, что мне делать со всем этим.

— Потерпи, потерпи, деточка! Дай Косте шанс, он уговорит… На вот, неси к столу, — Катя сунула в руки Маши тарелку с горячими сырниками. — А я сметану сейчас достану…

Маша вошла в гостиную и застала всё семейство за столом. Софья Дмитриевна мешала чай в высоком бокале. Рядом с ней сидела Серафима и вертела в руках салфетку. Дарья вяло размазывала творог по блюдцу, Жорж пил кофе, закинув ногу на ногу. Один Аркадий с аппетитом жевал сырник, сдобрив его сгущённым молоком. В воздухе пахло кофе и пионами.

Маша не сразу заметила Костю. Он сидел в кресле спиной ко входу, опустив голову, но, почувствовав появление Маши, вскочил с места.

— Константин! — Зыркнула на него исподлобья Серафима.

— Всем доброго утра! — Маша поставила тарелку на стол и взглядом остановила Костю.

— Катя, принеси сахар! — демонстративно заявила Серафима. — Где ты там? Вечно всё самой приходится делать! — Она вышла из-за стола и стремительно прошагала мимо Маши, едва не задев её плечом.

— Почему так много народу? — Губы Софьи Дмитриевны сложились в брезгливую скобку. — Кто это?

— Вот твой сахар, мама! Но не больше двух ложек, пожалуйста! — Серафима водрузила сахарницу посреди стола.

Тенью за спиной Маши прошла Катя, поставив на стол миску со сметаной.

— Сима, гостям пора уезжать, — проскрипела старуха.

— Маша, я желаю вам всего хорошего! — Первой вступила Дарья, отодвинув от себя тарелку, и отвела глаза. — Надеюсь, вы не в обиде…

Катя охнула и отвернулась к окну.

Аркадий закашлялся, подавившись куском, и потому ничего не сказал, а лишь махнул Маше рукой, на мгновение приложив её к сердцу. Милый жест, должно быть означавший, что он несказанно опечален её уходом.

— Душень… кха-кха..! — схватив чашку жены, Аркадий кинул в неё пару ложек сахара.

— Кока, что б тебя! — Даша моментально переключилась на мужа. — Слипнешься когда-нибудь!

— Я уйду с Машей, — Костя выбрался из-за стола и подошёл к ней, взяв за руку.

— О, вот это я понимаю! — Аркадий отсалютовал чашкой и в несколько глотков осушил её до дна.

— Идиот! — взвизгнула Даша.

— Костя, подумай! — покраснел Жорж.

— Пусть идёт, — усмехнулась Серафима.

— А…а… — внезапно Аркадий выронил чашку и упёрся руками в столешницу. Упитанное розовое лицо его стало свинцово-серого цвета, а на толстых красных губах выступила белая пена. Он схватился сначала за горло, потом за живот и стал заваливаться прямо на стол.