Она видела Серафиму Цапельскую, которая задумчиво гладила по голове сидящего перед ней Костю. Натали — безмолвную супругу Георгия-Жоры, сидящую в тени веранды. Аркадия, отчима Кости, о чём-то оживлённо рассказывающего и подпрыгивающего на месте, отчего его соломенная шляпа то и дело съезжала на лысеющий затылок. Дарья, прислонившись спиной к стволу старой яблони, со снисходительной улыбкой смотрела на мужа, и от этого её взгляда Аркадий просто цвёл от счастья.

Жорж Цапельский, засучив рукава, пытался справиться со щепой для самовара и пропихнуть её в специальное горлышко. У него это никак не получалось, и Катя, стоявшая рядом, пыталась помочь ему, отворачивая лицо от чадящего дыма, но адвокат лишь молча злился и отмахивался, продолжая ковыряться в самоваре. Катя смеялась и вытирала платочком слезившиеся глаза…

Эти люди были так близки, так внимательны, так нежны друг с другом… Какая же она, Маша — глупая кошка — требует внимания и обижается вместо того, чтобы просто наслаждаться прекрасным днём.

После короткой паузы граммофон негромко скрипнул, и сердце Маши отозвалось, мягко сжавшись, когда раздались первые аккорды…

«Не пробуждай воспоминаний

Минувших дней, минувших дней, -

Не возродить былых желаний

В душе моей, в душе моей…»

В бедро ей что-то неожиданно и больно ткнулось, и Маша подскочила, как ужаленная. Софья Дмитриевна держала в руке палку с резным набалдашником, которым по всей видимости и пыталась расчистить себе дорогу. Стояла она вполне уверенно на своих двоих, но Маша была готова предложить ей руку или плечо, чтобы Цапельская смогла облокотиться. Софья Дмитриевна была в длинном тёмно-сиреневом платье с кружевной отделкой и лёгкой пелерине, поверх которой сверкало колье. В пару к нему в ушах качались серьги. Не хватало только веера и тощей левретки.

— Мама! — Серафима, словно почувствовав присутствие Софьи Дмитриевны, метнулась навстречу и, оттеснив Машу, взяла пожилую женщину под руку. — Ты великолепно выглядишь! Мы все тебя ждём!

Женщины медленно двинулись в сторону террасы, а Маша смотрела им вслед, всё ещё ощущая на себе неприязненный взгляд родственниц Кости.

…- Дорогая Софья Дмитриевна, королева, царица! — Жорж поднял бокал и откашлялся. — Сколько себя помню, бывать в вашем доме было для меня самой лучшей наградой. Вы и вся наша семья всегда были примером того, какой должна быть русская интеллигенция…

…Маша смотрела на Костю, который сидел рядом с Софьей Дмитриевной. Он не выглядел напряжённым, лишь немного утомлённым. Встретившись взглядом с Машей, сидящей на другом краю стола, он улыбнулся, словно извиняясь за то, что лишил её своего внимания. Маша ободряюще кивнула и тоже подняла бокал, когда все встали и отсалютовали имениннице.

Катя мягко отказалась от помощи — сама бегала за блюдами Костя сказал очень хороший тост, а Маша вдруг вспомнила о вазе, которая так и осталась стоять в её комнате. Но никто не дарил подарков, видимо, это не входило в программу застолья, и она немного успокоилась. Разговоры в основном сводились к воспоминаниям и смешным случаям, которые происходили с членами семьи, в основном, с маленьким Костиком. Софья Дмитриевна благодарила, величаво кивая головой, и сама вскоре высказалась, обращаясь к внуку:

— Мой милый друг, ты — наша надежда и опора. — Голос её постепенно набрал силу, заставив всех прекратить трапезу и отложить вилки и ножи. — Род Цапельских имеет глубокие и крепкие корни. Мужчины нашей семьи обладают не только великолепным воспитанием, интеллектом, но и обострённым чувством долга. — Губы Софьи Дмитриевны сошлись в твёрдую линию. — Здравомыслие и понимание чистоты крови заложено в каждом из нас. И каждый из нас должен чётко следовать этим принципам, дабы сохранить исключительность и неповторимость столь славного рода…

Софья Дмитриевна так долго и пространно рассуждала о предназначении рода Цапельских, делая паузы и набираясь сил для нового витка повествования, что Маша заёрзала на стуле, не в силах больше держать прямую спину, как совершенно естественно делали остальные гости.

…- Константин стал взрослым мужчиной, который считает себя уже достаточно умным, чтобы принимать взвешенные решения…

Язвительный намёк должен был достичь цели.

«Господи, бедный Костя, — Маша подавила зевок. — Ничего, главное, пережить один вечер. Хоть бы предупредил, что ли… Сценарий бы зачитал. О таком заранее предупреждать надо».

…- Машенька, а расскажите о себе. Нам безумно интересно всё, что касается избранницы Кости, — Жорж, ловко орудуя вилкой, подцепил сдобренный соусом кусок мяса.

— Дядя, может не надо… — обратился Костя к Жоржу.

— Так самое время, — Дарья осушила полный бокал и придвинула его к Аркадию, чтобы он вновь налил вина. В этот момент она смотрела на Жоржа странным отсутствующим взглядом.

— Не хотите? Или стесняетесь? — Жорж усмехнулся.

— Да отчего же, с превеликим удовольствием! — Маша сама не заметила, как перешла на высокопарный слог. Полдня в благородном семействе не прошли даром. Да и «избранница Кости» звучало гораздо привлекательнее и многообещающе, нежели просто «девушка». — По образованию я художник. Работаю в музее, занимаюсь реставрацией. Учусь ещё, конечно, но у меня прекрасный преподаватель и мастер, вы наверняка слышали о нём…

— А ваша семья? — перебил её Жорж.

— Семья? — Маша пожала плечами. — Обычная семья: мама, папа, брат, сестра. Раньше мы жили в городе, а потом переехали в Сажнево. Там у нас дом, хозяйство… Мама — врач, папа — мастер на фабрике. Ничего необычного.

— Вы же Мария Леонидовна Рощина? — вкрадчиво уточнил дядя Жорж и обвёл всех присутствующих многообещающим взглядом.

— Да! — Маша смущённо улыбнулась.

— То есть ваш отец — Леонид Рощин? Правильно?

— Да…

— Леонид Иванович Рощин, осужденный по статье 112 УК РФ и отбывший наказание сроком полтора года за умышленное причинение вреда здоровью…

— Подождите! — Маша вскочила под прицелом восьми пар глаз и почувствовала, как зашевелились волосы у неё на затылке. — Зачем вы… Откуда? Зачем?!

Костя ошарашенно посмотрел сначала на Жоржа, затем на Аркадия и мать, и уж только потом на Машу. Воцарилось молчание.

— Сима, передай мне соль, — Софья Дмитриевна откинулась на спинку стула и постучала пальцами по столу. На покрытых розовым блеском ногтях запрыгали солнечные блики.

Маша, тяжело дыша, на негнущихся ногах вышла из-за стола. Ничего не видя перед собой, спустилась по ступенькам и быстро зашагала в сторону рощи. Её никто не окликнул и не побежал следом, только вновь хрипло заиграл граммофон:

«Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет богу.

И звезда с звездою говорит…»