— А-а! — взвыла площадь, злобной радостью приветствуя неудачу беса.

Но черный всадник не медлил; поспешно оставив коня, соскочил на свои петушиные лапы и принялся шуровать метлою, как кочергой в печи, имея противника за бесчувственное полено. Безжалостно тыкал он куда попало, короткими жесткими ударами не позволяя юноше перехватить метлу и вырвать на себя.

Напряженная до зубовного скрежета, исказившись лицом, Золотинка тащила шест, что застрял в змеевой пасти накрепко. Чудовищным усилием удалось ей подвинуться и дотянуть до шеста вторую руку — надавила вниз, на себя. И так была велика страсть, что заскрипело что-то и поддалось, хотя рычаг у Золотинки был малый и никакого упора. Она потянулась больше, перехватила шест, уперлась коленом ловчее. Пасть приоткрылась, но Золотинка, связанная стонущим усилием, не могла подвинуться или переменить руки. Наступило бессмысленное, безнадежное равновесие, которое невозможно было удерживать. Золотинка толкнула шест от себя. Ожидая удара в поясницу, она поджалась и все равно хватило ее крепко — пасть защелкнулась. Но и шест, вывернувшись, застрял в змеевых зубах одним кончиком. Последний толчок — он оказался в руках пуще прежнего переломленной Золотинки.

— Держи! — крикнула она, не видя юноши.

Топот, стук, шарканье, выкрик, похожий больше на вой, и сиплое, затравленное дыхание — вместе с шуршанием и треском все сместилось куда-то на спину змею.

— Держи! — крикнула она, прогнувшись, чтобы кинуть шест назад, но шест дернулся из рук, в тот же миг раздался треск раздираемых покровов и чья-то нога чувствительно лягнула ее пониже спины. Нога утвердилась, и другая обрушилась с треском — где-то рядом.

Это Юлий, соскочив со спины змея на голову, чтобы схватить шест, проломил изготовленную из лозы и крашеного холста переносицу. Не имея возможности выбраться из западни — должен был сразу же отбивать наскок беса, — он продолжал топтаться по Золотинкиным бедрам и прилегающим частям тела, отбивая и разя обретенным оружием, разя и отбивая. Ух, как звенели на встречном ударе шесты, как хрипели противники!

Вытаращив глаза и сцепив зубы, Золотинка терпела и только жмурилась от звона ударов над собой.

Бес же утратил преимущество. Пропустив удар, он отскочил с визгом, тогда как юноша, наступив ногой на Золотинку, бдительно за ним наблюдал. За спиной черного витязя болтался на перешибленном древке обломленный стяг.

— Мне больно! — просипела Золотинка со всей возможной при таких обстоятельствах скромностью.

Вдруг, сорвавшись с места, бес кинулся ловить далеко отбежавшего коня. Так он мог получить решающий перевес, да только конь изворачивался и брыкался, а бегал бес не слишком ловко на своих петушиных лапах, которые оставляли в пыли чудовищные следы. Но и юноша, с другой стороны, основательно застрял среди переломанной, перепутанной лозы и рваных клочьев рогожи. Одной ногой на Золотинке, он принялся осатанело колотить шестом, ломая все подряд к черту. И дергался, чтобы расширить доступное ему пространство. Вмиг измочалил чудовище, все вокруг перебил, порвал, перепортил и, напоследок ступив Золотинке на спину, выкарабкался на волю.

Тут он не стал ждать, когда бес обуздает коня, ринулся с шестом наперевес — бесова лапа выскользнула из стремени, тот рухнул, не удержав коня, и, едва оглянувшись, что было силы швырнул метлу. Юноша не долго преследовал обратившегося в бегство противника, остановился, не сознавая толком победы.

А толпа уж смяла ряды, победителя подхватили, вырвали у него разрушительную жердь.

— Ура! — взревели сотни восторженных глоток. И высоко же он подлетел! Выше! Еще выше, перевертываясь в воздухе. — Ура!

Между тем оказалось, что змея не нужно было ломать, чтобы освободить Золотинку. Знающие люди потянули где-то рычаг, щелкнула пружина. Перекореженная, с продавленной переносицей, пасть, от которой остались только передние клыки да ноздри, раскрылась даже с чрезмерной силой — зевнула. Нетерпеливые руки выволокли Золотинку вон, она поплыла, не касаясь земли, и напрасно она причитала, что, верно, кости у нее переломаны. Никто этому не поверил.

Уррра-а-а-а! — подлетела Золотинка еще выше, чем юноша-победитель. С высоты полета увидела она затопленную народом площадь и камнем ринулась вниз, где ждали ее упругие руки. У-ух! — подлетела она без передышки.

— Пусти-те-те же ме-меня! — взвизгивала Золотинка. — Не тро-жжжьте-те!

Золотые волосы ее метались в воздухе, как пламя раздутого ветром костра.

Толпа вопила, оглохнув от собственного восторга.

Вот поволокли их куда-то, не опуская на землю, поток людей возмутился и повернул в узость между домами; Золотинка изловчилась глянуть: победитель ее тоже пытался отбиться — с не большим успехом.

«Но ему-то чего не сидится? — мелькнуло сомнение. — Верно ж, его хотят наградить».

Людская стремнина вынесла их на Цветную площадь, где разразились перекатным грохотом барабаны, застонали свое волынки, заныли, радуясь через силу, скрипки. Не замедляя хода, толпа увлекла юношу и Золотинку к глухому торцу дома на южной стороне площади. Здесь их сбросили на ноги — мягче не скажешь. Друг возле дружки. И хороши же они были! Ободранный юноша в лохмотьях, с кровоточащими грязными коленями. На ладонях кровь, ссадины на шее, маска на лице перекосилась и закрыла один глаз совсем, а от другого осталось только предположение. Что не мешало юноше защищаться локтями и бодаться, когда чужие руки пытались повязку снять. Золотинка же не стояла прямо, вынуждена была колебаться, изгибаясь соответственно полученным повреждениям, о природе которых не имела до сих пор достоверного представления.

Юноша отбился — поправил личину, не позволив ее снять, а Золотинка кое-как распрямилась — сколько позволяли тянущие в самых случайных направлениях боли. Тут они посмотрели друг на друга — не без сочувствия.

Но долго-то им, конечно, шуры-муры разводить не позволили.

Составленные пирамидой друг на друга бочки под стеной дома назначались им в качестве престола. Доброхоты уже подталкивали к подножию этого величественного сооружения Золотинку. Но юноша, не обращая внимания на суженую, быстро вскарабкался наверх, оказавшись высоко над толпой и рядом с протянувшимся за углом дома висячим гульбищем. Осталось не прыгнуть — ухватиться руками. Легко подтянувшись, он перевалился внутрь гульбища — скопившиеся там зрители только шарахнулись — мигом перебрался на гребень высокой каменной стены… два-три шага под раскидистую крону старого ореха — прыгнул на ту сторону и был таков.

То есть убежал.

Золотинка наблюдала этот неожиданный подвиг с некоторым изумлением. И вообще говоря, с обидой. Хотя и не без замирания в сердце. Как истинный товарищ, конечно же, она сочувствовала всякому предприятию своего спасителя, не могла не сочувствовать.

Пусть это был побег из-под венца.

Уже приготовленного. Ибо внизу, изрядно разочарованные, стояли устроители с двумя увитыми зеленью венцами.